ПРОТИВОРЕЧИЯ  РАЗВИТИЯ  СОЦИАЛИЗМА
И РЕСТАВРАЦИЯ  КАПИТАЛИЗМА В СССР

«У нас ужасно много охотников перестраивать на всяческий лад,
и от этих перестроек получается такое бедствие,
что я большего бедствия в своей жизни и не знал».

В.И. Ленин Полн. собр. соч., т.44, с.326

Если говорить о причинах серьезных просчетов защитников социализма, то надо признать, что одной из них является использование в социальном управлении неверной методологической базы, игнорирование основных положений материалистической диалектики. Сам по себе термин «перестройка» отражает вульгарное, механистическое понимание движения общества и происходящих в нем противоречивых социально-экономических процессов. Отсюда — соответствующая терминология «прорабов» перестройки, перекрасившихся затем в апологетов реформ: «демонтаж системы», «слом механизма торможения», «перелом в движении», «разблокировка противоречий», «наладка и запуск механизма», «балансировка сил», «обороты маховика», «экономические рычаги», «реформирование», «курс реформ» и т.п. Попросту говоря, понятия перестройки и реформ не способны раскрыть движения как развития от простого к сложному, от низшего к высшему, осуществляющегося через единство и борьбу противоположных сил и тенденций, ибо они намного беднее понятия «развитие», не раскрывают ни целей, ни средств, ни путей, ведущих к этим целям. Введение этих понятий в широкий политический и научный оборот, наделение их неким особым концептуальным смыслом знаменовало торжество по сути вульгарных, механистических взглядов на общество.

Неудивительно, что и официальная концепция движения общества оказалась не диалектичной, отражающей объективные процессы и взаимодействие полярных тенденций, а упрощенной, механистической и поверхностной, согласно которой все в обществе движется и оценивается по принципу «больше — меньше», «лучше — хуже». В рамках этой концепции развитие социализма как общественного строя свелось к обыденным представлениям и пожеланиям типа: «больше социализма», «больше динамизма», «больше творчества», «больше организованности», «больше законности и порядка», «больше научности», «больше эффективности в управлении», «больше демократизма и гласности», «больше коллективизма в общежитии», «больше культуры», «больше человечности в производственных, общественных и личных отношениях», «больше патриотизма» и т.д. (Горбачев М.С. Перестройка и новое мышление для нашей страны и для всего мира. М., 1987, С.31–34). В дальнейшем в ходе перестроек и реформ предполагалось достичь «больше прав», «больше свободы», «больше дружбы». Наоборот, к нежелательным явлениям и процессам применялась своя, особая мерка: «меньше преступности», «меньше бюрократизма» и т.п.

Однако в реальной жизни все получилось наоборот. Общество пожинает вовсе не те плоды, которых оно ожидало. Буйствуют преступность, национализм, коррупция, свёртывается, разрушается общественное производство, пышным цветом расцвели индивидуализм и сепаратизм, чиновничий произвол. И это не случайно, ибо антинародная концепция социального управления только прикрывается трескучими фразами о реформировании и о курсе реформ, а реакционное содержание проводимых реформ остается в тени.

В.И. Ленин в работе «К вопросу о диалектике» отмечал, что существуют (наблюдаются в истории) две основные концепции развития. В одной развитие берется как уменьшение или увеличение, как повторение. В другой развитие есть единство противоположностей, что означает раздвоение единого на взаимоисключающие противоположности и взаимоотношения между ними. «При первой концепции движения, — говорил В.И. Ленин, — остается в тени само движение, его двигательная сила, его источник, его мотив (или сей источник переносится во вне — бог, субъект etc). При второй концепции главное внимание устремляется именно на познание источника «само»-движения» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т.29, c.317). Великий диалектик и здесь оказался прав — и в настоящее время, как видим, все концепции (теории) развития сводятся к указанным двум и соответственно реализуются в тех или иных политических курсах.

Пренебрежительное отношение к теории, к диалектике, а порой и просто невежество привели к тому, что сторонники «здравого смысла» волей-неволей оказались во власти доктрины, которая, по словам В.И. Ленина, «мертва, бледна, суха». В результате верх одержали идеи разрушения, шла ли речь о механизме торможения или об административной системе, экономическом механизме и т.п. Причем предполагалось ломать и разрушать никак не меньше, чем до корневых структур.

По аналогичной причине изначально бесплодными оказались попытки улучшить положение в стране на основе мер в рамках концепции «больше-меньше», в которой, и на это В.И. Ленин указывал особо, двигательная сила развития, его источник, мотив не видны, они остаются в тени, а поиски источника движения обычно осуществляются вовне — бог, субъект и т.д. Не потому ли не приносли ожидаемых результатов предлагаемые средства и меры, что они в главном и основном не были обращены к коренным интересам народа, трудящихся, а свелись в итоге, как это не раз бывало в истории России, к одному: к наделению все большими полномочиями субъекта. В этих целях распространялось мнение, что один человек, в частности первое лицо в государстве, способен разрешить все противоречия, снять все проблемы, устранить все трудности. Этим, очевидно, и объясняется череда странных, едва ли оправданных реорганизаций: был введён пост президента СССР, затем он был наделён особыми полномочиями, что не спасло СССР от разрушения. В Российской Федерации после расстрела Верховного Совета была принята конституция, наделяющая президента практически монаршими полномочиями, и результат налицо.

С научной точки зрения бесплодность таких иррациональных мер объясняется довольно просто: они не затрагивают сути причин. Опасность же их в том, что они являются главными в арсенале средств многочисленных приверженцев концепции «здравого смысла».

Чтобы понять причины реставрации капитализма в СССР, необходимо исходить из противоречий развития социализма, борьба сторон которых является движущей силой его развития (см. М.В. Попов. Планомерное разрешение противоречий развития социализма как первой фазы коммунизма. Л.: Изд-во ЛГУ, 1986 г.).

Это противоречие между коммунистической природой социализма и его отрицанием, связанным с выхождением из капитализма, раскрывающееся в вытекающих из него следующих противоречий:

• противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью;

• противоречие между бесклассовой природой коммунизма и наличием классов в первой его фазе;

• противоречие между планомерным характером социалистического воспроизводства и элементами стихийности в его организации;

• противоречие между социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества.

Как известно, всякий новый общественно-политический строй, выходя из предшествующего ему, некоторое время несет на себе отпечаток прежнего строя. Например, на начальном этапе развития капитализма остается еще множество докапиталистических, феодальных отношений. Становление же коммунистического общества лишь начинается после победы социалистической революции, так как социалистические производственные отношения не могут зарождаться в недрах капитализма и существовать при нем. Коммунизм, можно оказать, становится дважды. Сначала он выходит из капитализма, результатом чего является его первая фаза — социализм. Затем коммунизм развивается из самого себя, то есть на своей собственной основе, и в результате этого развития, освобождаясь от следов капитализма, переходит в свою высшую фазу — полный коммунизм.

Поэтому естественно, что коммунизм в первой фазе своего развития несет в себе момент отрицания самого себя, обусловленный выхождением из предшествующего строя, или, по меткому выражению К. Маркса, «родимые пятна старого общества» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т.19, с.18).

Созидательная, позитивная тенденция вытекает из борьбы коммунизма с отрицанием его в себе. Это тенденция усиления коммунистической природы социализма, ослабления и преодоления отпечатка выхождения коммунизма из капитализма. Поскольку коммунизм — развивающееся целое, а отрицание его в себе — лишь момент, и притом отрицательный момент этого целого, постольку тенденция к отрицанию этого отрицания, к изживанию следов выхождения коммунизма из капитализма является главной, ведущей и определяющей. Иными словами, генеральной тенденцией является тенденция перерастания капитализма в полный коммунизм.

Но указанная тенденция не является в первой фазе коммунизма единственной. С позиции материалистической диалектики было бы неверно представлять дело так, будто одна сторона противоречия борется с другой, а эта другая является лишь пассивным объектом борьбы. Напротив, момент целого, находящийся в единстве и борьбе с целым, содержащим его в себе как отрицание самого себя, стремится превратиться в целое, подчинить его себе и сделать своим моментом. Из борьбы отрицания коммунизма как момента целого с целым, которое есть коммунизм, вытекает, следовательно, негативная тенденция к усилению отпечатков старого строя и ослаблению коммунизма.

Каждая тенденция, как созидательная, так и негативная, будучи общественной, складывается из действий членов общества. Противоречивость экономического базиса первой фазы коммунизма, содержащего в себе отрицание самого себя, связанное с выхождением из капитализма, составляет основу противоречивости общественных действий. А поскольку противоречие — это единство противоположностей, постольку имеется экономическая основа для существования у каждого члена общества противоположных действий. Таким образом, при социализме существует объективная почва для чуждых социалистическому строю проявлений и они еще имеют экономические корни.

Противоречие между коммунистической природой социализма и отрицанием его в себе, обусловленным выхождением из капитализма, в экономической сфере проявляется как противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью.

Известно, что подрыв товарного производства происходит уже при империализме. Товарный обмен ликвидируется, по существу, в пределах крупных монополий, но товарное производство в обществе в целом еще царит. В ходе социалистической национализации основных средств производства из сферы товарного производства изымается основная масса продуктов. В переходный период товарное производство используется пролетариатом, пролетарским государством для восстановления разрушенных производительных сил, и это, как неоднократно указывал В.И. Ленин, не только целесообразно, но и необходимо. По мере выполнения планов социалистического строительства сфера товарного производства неуклонно сужается. С победой социализма, означающей превращение всей экономики в единый кооператив, в единую монополию, но обращенную на пользу всего народа, в непосредственно общественное планомерно организованное хозяйство, товарная организация производства как таковая уничтожается.

Отрицание непосредственно общественного характера социалистического производства, выражающегося в планомерном подчинении его общественным интересам, состоит в отрицании этого планомерного подчинения. Следовательно, товарность — это момент подчинения производства каким-либо иным, не общественным интересам, когда удовлетворение общественных интересов выступает не как цель, а лишь как средство для удовлетворения каких-либо иных интересов. Товарность есть момент производства для обмена в непосредственно общественном производстве, находящийся с ним в единстве. Но единство этих противоположностей относительно, а борьба — абсолютна.

Однако отношения между государственными предприятиями, являясь по сути своей отношениями кооперации, на поверхности выступают как товарно-денежные. Здесь нельзя забывать, что деньги, обращающиеся в социалистическом обществе, не являются деньгами в строгом политико-экономическом смысле. Они выступают всеобщим эквивалентом непосредственно общественных продуктов, выражением овеществленного в них непосредственно общественного труда. Таким образом, товарно-денежные отношения, хотя они и содержат в себе товарность как свой момент, не следует в целом считать товарными отношениями.

Считать товарно-денежные отношения товарными — означало бы представлять себе экономику социализма состоящей из двух укладов, в одном из которых должны были бы действовать непосредственно общественные отношения, управляемые планом, в другом — товарные, регулируемые рынком, законом стоимости. Подобное дуалистическое понимание социалистической экономики наиболее полное воплощение получило в схеме теоретиков «рыночного социализма», пытавшихся совместить план и рынок и не отдававших себе отчета в том, что намечавшееся ими «будущее» социализма списано с прошлого, с переходного периода, в котором господствовала стихия рынка и плановые методы еще не подчинили себе рынок и тем самым еще не упразднили его. Отмежеваться от концепции рыночного социализма можно только при условии, что товарно-денежные отношения понимаются не иначе как непосредственно общественные отношения, выступающие в товарно-денежных формах.

Но было бы ошибкой и утверждать, что в товарно-денежных формах проявляет себя только новое, непосредственно общественное содержание, а старое, товарное — полностью изжито. Товарность в советской экономике проявила себя не только в погоне предприятий за ростом стоимостных показателей, но и в ориентации их на «вал» в натуре без учета конкретных требований общественных интересов к структуре и качеству выпускаемой продукции. Но когда на первый план в оценке деятельности предприятий выдвигаются стоимостные показатели, товарность усиливается, что ведет к усилению действия негативных тенденций в социально-экономическом развитии.

Именно тенденцией усиления товарности, активности ее носителей можно в определенной мере объяснить ряд серьезных хозяйственных затруднений конца 80-х годов. Так, плановое ценообразование призвано отражать объективно присущую непосредственно общественному социалистическому производству тенденцию к росту производительности и снижению затрат труда на единицу потребительной стоимости. Имевшиеся отступления от этого принципа при определении как оптовых, так и розничных цен приводили к тому, что стоимостные показатели порой оказывались фиктивными, например, в денежном исчислении отмечался значительный рост производства, а соответствующего прироста производительности труда и роста производства в натуральных показателях не происходило; в розничном товарообороте наблюдалось вымывание из ассортимента дешевой продукции и замена ее дорогостоящей.

Подобные негативные тенденции особенно опасны, когда проявляются в отраслях, определяющих технический прогресс, Возможность наращивать стоимостные показатели без совершенствования техники и технологии не только сдерживает развитие производства, но и резко ослабляет всякие стимулы его, включая мобилизующую роль плана. Разумеется, дело здесь не в денежных измерителях как таковых, а в выдвижении их на первый план, их превращении в самоцель.

Противоречие между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью проявляет себя в том, что, хотя цель социалистического производства — обеспечение полного благосостояния и свободного всестороннего развития всех членов общества, одним из побудительных мотивов деятельности предприятий выступает повышение величины тех показателей их работы, с ростом которых связан и рост материального поощрения.

Это противоречие отражается и в характере труда при социализме. Непосредственно общественный в целом труд при социализме не есть только труд на общее благо, без всякой другой определенности. Он содержит в себе и иной, противоположный общей направленности труда при социализме момент — момент труда с целью вознаграждения.

То, что выгодно обществу, выгодно каждому коллективу, каждому работнику, и в этом — основа единства интересов при социализме. В то же время не всё, что выгодно какому-либо члену общества или данному коллективу, выгодно и обществу. Нередко бывало, что заработная плата работников, премии коллективам росли, а общество терпело ущерб. Так случалось, например, когда премия зависела от прибыли и предприятия с целью увеличения прибыли вместо нужных населению дешевых продуктов выпускали дорогие, когда добивались занижения планов или, наоборот, завышения цен, совершали приписки и т.д.

Разрешение противоречия между непосредственно общественным характером социалистического производства и товарностью (которое, как мы помним, конкретизирует более общее противоречие между коммунистической природой социализма и отрицанием его в себе, связанным с вырождением из капитализма) лежит на пути планомерного осуществления приоритета общественных экономических интересов, что является необходимым условием, неотъемлемой частью борьбы за перерастание социализма в полный коммунизм.

Однако борьба за осуществление приоритета общественных интересов требует выяснения их природы, социально-классовых основ единства, различий и противоречий в интересах членов социалистического общества, дальнейшей конкретизации рассматриваемого противоречия.

Будучи первой фазой бесклассового коммунистического общества, социализм не может рассматриваться как классовое общество. Переход от классового к бесклассовому обществу происходит не на пути от неполного к полному коммунизму, а в процессе перехода от капитализма к социализму. Не случайно в документах партии еще в 30-е годы шла речь о бесклассовом социалистическом обществе.

Но это такое бесклассовое общество, которое выходит из классового общества и не может, поэтому, не нести на себе отпечатка классовости. Антагонистических классов уже нет, но классы полностью еще не уничтожены.

Для полного уничтожения классов надо уничтожить разделение между людьми не только по отношению к средствам производства, но и по всем другим классообразующим признакам. Нужно достичь такого развития общества, когда не будет больше групп людей, различающихся еще и «по их месту в исторически определенной системе общественного производства... по их роли в общественной организации труда, а, следовательно, по способам получения и размерам той доли общественного богатства, которой они располагают» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.39, с.15). Вот почему «для полного уничтожения классов надо уничтожить, — подчеркивал В.И. Ленин, — ... как различие между городом и деревней, так и различие между людьми физического и людьми умственного труда» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.39, с.15).

Для уничтожения всех этих различий необходимо провести целый ряд мероприятий, в том числе снижение удельного веса ручного труда, обеспечение нормальной интенсивности труда, ритмичной работы, снижение продолжительности рабочего дня и др.

Но для полного уничтожения классов необходимо уничтожить то, что лежит в основе разделения общества на классы — разделение труда между людьми. Речь, разумеется, идёт не о том, что исчезнет технологическое разделение труда. Однако отсюда вовсе не следует, что посредством изменения условий труда, и особенно посредством сокращения его продолжительности, невозможно добиться того, чтобы работник не был прикован всю жизнь к одному виду деятельности, не будучи способен исполнять другие виды работ, развивать другие свои способности. Нужно добиться того, чтобы вид деятельности, которым работник занимается в силу профессионального разделения труда, не определял всецело характер и способ развития работника. Задача состоит в том, чтобы на основе дальнейшего развития технологического разделения труда уничтожить разделение труда между людьми. Для этого, в частности, нужно увеличить свободное время как время для свободного развития так, чтобы оно превышало рабочее время, развить инициативу и участие трудящихся в управлении, соединить в деятельности каждого управленческий и исполнительский труд.

Классом, созидающим коммунистическое общество, является в первую очередь рабочий класс. Поскольку при переходе от неполного к полному коммунизму у людей физического труда важнейшие жизненные условия — условия труда (а с ними и экономическое положение в целом) изменяются в наибольшей степени, постольку рабочий класс и колхозное крестьянство в построении полного коммунизма заинтересованы в наивысшей мере. Но их коренные интересы отличаются от коренных интересов интеллигенции лишь по степени заинтересованности, а не по направленности. В то же время по сравнению с колхозным крестьянством рабочий класс, связанный с высшей формой общественной собственности, имеет меньше интересов, вступающих в противоречие с его коренными интересами, причем в противоречие менее сильное. Это означает, что рабочий класс наиболее полно и последовательно заинтересован в построении коммунизма. Его коренные интересы поэтому суть интересы наивысшего общественного развития — общественные интересы. Узкоклассовыми интересы рабочего класса не являются еще и потому, что рабочий класс не может улучшить своего экономического положения, не улучшив положения колхозного крестьянства и интеллигенции, поэтому он — выразитель их коренных интересов.

Но наряду с генеральной тенденцией уничтожения классов при социализме существует и противоположная тенденция — к закреплению и усилению социального неравенства, которая порождается попытками отнюдь не малого числа членов общества ставить во главу угла своей деятельности не общественные, а какие-либо иные экономические интересы, прежде всего интересы личного обогащения, и составляющие эту тенденцию действия носят, по существу, мелкобуржуазный характер.

Мелкобуржуазностью при социализме, когда класс мелкой буржуазии, т.е. класс мелких хозяйчиков, работающих на рынок, для обмена, уже отошёл в прошлое, может считаться определенная линия экономического поведения тех членов общества, которые, хотя и не эксплуатируют чужого труда, не спекулируют и не воруют, но во главу угла ставят не общее благо всех трудящихся, а увеличение своей личной собственности. Поскольку труд рассматривается ими лишь как средство получить от общества побольше материальных благ, и они трудятся как бы для обмена, такое отношение к труду, социалистическому обществу является потребительским, мещанским, мелкобуржуазным.

Степень враждебности мелкобуржуазных проявлений делу социализма различна, но, как учит исторический опыт (в том числе горький опыт последних лет), борьба с мелкобуржуазностью во всех ее проявлениях должна быть неотъемлемой составной частью борьбы за коммунизм. Борьба эта ведется при социализме не против какого-либо класса или слоя, а за освобождение всех слоев и классов, всех трудящихся от пережитков мелкобуржуазности, которые сами собой не отмирают, поскольку имеют своих носителей, выразителей и активных проводников. Борьба эта есть, в конечном счете, борьба политическая, классовая, а потому руководящая роль в ней должна принадлежать партии рабочего класса. А потеря правящей при социализме партией характера партии рабочего класса чревата контрреволюцией. Стоило проводникам мелкобуржуазных и буржуазных тенденций прийти к власти — и вот уже, как отмечал, выступая на заседании Конституционного суда ещё в 1992 году, народный депутат РСФСР Ю.М. Слободкин, идеология антикоммунизма возведена в ранг государственной политики (Народная правда, 1992, №29, с.3).

Таким образом, противоречие между бесклассовой природой коммунизма и наличием классов в его первой фазе разрешается по линии полного уничтожения классов — но лишь при условии постоянной бескомпромиссной борьбы трудящихся под руководством рабочего класса и его партии против тенденции к закреплению и усилению социального неравенства, за планомерное осуществление приоритета общественных экономических интересов.

Планомерный характер социалистического воспроизводства является выражением коммунистической природы социализма. Рабочий класс как субъект социалистического управления, организуя под руководством партии борьбу трудящихся за общественные интересы, должен обеспечить развитие производственных отношений социализма в отношения полного коммунизма. Осуществлять это развитие можно лишь планомерно, на научной основе. В.И. Ленин неоднократно (например, в работе «Об едином хозяйственном плане») подчеркивал необходимость «научиться ценить науку, отвергать «коммунистическое» чванство дилетантов и бюрократов» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.42, с.344).

Дальнейшее повышение научного уровня планирования было объявлено «задачей первостепенного значения» и на XXIV съезде партии (Материалы XXIV съезда КПСС, М., 1971, с.67). Однако на практике уже в 70-х годах в планировании допускались серьезные ошибки, имели место несбалансированность, отстаивание ведомственных интересов в ущерб общественным, волюнтаризм и другие негативные явления. В добавление к этому «недопустимо ослабли дисциплина и порядок. Снизились требовательность и ответственность. Массовой стала порочная практика корректировки планов. В эти годы произошел отход от непреложного принципа социалистической экономики, для которой выполнение плана — закон и норма хозяйственной жизни» (Материалы XXVII съезда КПСС, М., 1986, с.224).

Центральной задачей долгосрочного планирования является поддержание высоких темпов роста производительности труда и на этой основе — высоких темпов социально-экономического развития в целом. Широко известно высказывание В.И. Ленина: «Производительность труда, это, в последнем счете, самое верное, самое важное для победы нового общественного строя. Капитализм создал производительность труда, невиданную при крепостничестве. Капитализм может быть окончательно побежден и будет окончательно побежден тем, что социализм создает новую, гораздо более высокую производительность труда» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 42, с.21). О ходе соревнования двух экономических систем в послевоенные годы, об остроте этого соревнования и о сложности задач по росту производительности труда, которые должны быть поставлены при долгосрочном планировании, свидетельствуют данные, приведенные в таблице 1.

Таблица 1

Производительность труда в промышленности
СССР, США, Франции, ФРГ, Японии и Великобритании (США =100)

В скобках указано место, занимаемое данной страной среди рассматриваемых стран по уровню производительности труда.

Если учесть, что с 1951 по 1960 г. темпы прироста производительности труда в промышленности СССР составляли в среднем 7,3% в год, с 1961 по 1370 г. — 5,6%, а с 1971 по 1975 г. — 6%, то становится ясным, что даже для сохранения достигнутого в соревновании положения недостаточно было и 6% прироста производительности труда в год.

Усилия, предпринятые в 1983 году партией и народом, дозволили на короткое время переломить негативную тенденцию к снижению темпов роста производительности труда. Но уже с 1988 года темпы экономического роста вновь резко упали, а на рубеже 90-х годов началось все ускоряющееся падение объемов производства. Развал нашей экономики означал не только резкое снижение уровня жизни подавляющего большинства населения, но и такое изменение соотношения сил в мире, которое затруднило обеспечение нашей безопасности.

Расчеты показывают, что для того, чтобы выполнить социальные программы, намеченные XXVII съездом КПСС и достичь уровня развитых стран Запада к концу века, Советскому Союзу достаточно было иметь среднегодовые темпы роста производительности труда 7–10%. На вопрос о том, возможны ли темпы роста производительности труда порядка 10% в год, безусловно следует ответить утвердительно. Иной ответ означал бы отказ от признания за социализмом коренных преимуществ в развитии производительных сил. Если в капиталистической Японии ежегодно производительность растет на 7–9%, то было бы явным игнорированием объективных законов общественного развития считать, будто социалистической стране недоступны более высокие темпы роста. Это подтверждается и опытом передовых предприятий. Так, на Тбилисском авиационном заводе им. Димитрова прирост производительности труда за 3 года XI пятилетки составил свыше 20% в год. В промышленности Сестрорецкого района Ленинграда в 1983 году она выросла на 10,1%. Объединение «Светлана» обеспечивало прирост производительности труда 13,1% в год при плане 12,1%. Некоторые бригады 16-го цеха завода «Кулон» объединения «Позитрон» в 1984 г. добились роста производительности труда почти на 50% в год. В тресте «Мособлсельстрой» №18 в 1985 г. этот прирост составил 25%.

Наша страна к началу 90–х годов стояла на передовых научно-технических позициях. Достаточно сказать, что по числу ежегодно регистрируемых изобретений СССР с 1974 года занимал первое место в мире. Однако, к сожалению, как отмечалось в газете «Правда», лишь треть ежегодно регистрируемых изобретений служит народному хозяйству и даже из тех новинок, которые патентуются за рубежом, наша промышленность осваивает примерно половину, точнее — осваивала вчера... А сегодня?

Сегодня в нашей стране усиленно распространяется миф о том, что широкое внедрение технических новшеств возможно якобы лишь в условиях товарной, рыночной экономики. Между тем утверждения эти опровергает как наш собственный, так и мировой опыт внедрения достижений научно-технического прогресса. Именно успешное решение этой задачи с помощью системы государственного планового централизованного управления обеспечило высокие темпы развития нашей экономики в период 30–х — 60–х годов. Отнюдь не случайно, что в соревновании новейших технологий именно Япония, где все большее значение придается централизованному регулированию экономики, начинает сегодня опережать Соединенные Штаты, которые являются, так сказать, «наиболее рыночной» из развитых стран Запада. У нас же в стране по мере ослабления потребительностоимостной ориентации и усиления ориентации предприятий на получение максимальной прибыли, а затем и «вхождения в рынок», проблемы обеспечения научно-технического прогресса все более отходили на второй план. Затем — так называемая «конверсия» оборонных предприятий, где — не секрет — был сосредоточен наиболее мощный научный потенциал. Наконец, полное разрушение системы планового управления экономикой — и в результате мы имеем... то, что имеем.

План есть прообраз наилучшего, с точки зрения осуществления общественных интересов, пути экономического развития. Но, как всякий образ действительности, он основан на ее познании, которое всегда относительно, неполно. Уже поэтому в рамках планомерности имеют место действия, не соответствующие общественным интересам, противоположные системе действий, планомерно направляемых на осуществление общественных интересов, и в то же время формально входящие в эту систему в качестве ее элементов. Эти элементы будут проявлять себя и в высшей фазе коммунизма, выступая как элементы стихийности в планомерно организованном хозяйстве.

В первой фазе коммунизма элементы стихийности, однако, связаны не только с неполнотой познания действительности. Сохраняющиеся в рамках единства различия в интересах могут усиливать противоположность в действиях. Порождаемые борьбой за свои особые интересы попытки отдельных лиц и коллективов поставить во главу угла не общественные, а эти особые интересы противоположны социалистической планомерности. Они составляют ее отрицание и, формально входя в систему действий, планомерно реализующих общественные интересы, также выступают как элементы стихийности в планомерно организованном хозяйстве.

Действия, нарушающие социалистическую планомерность, могут возникать: во-первых, на почве различий в интересах классов и слоев (поскольку общественные интересы по своей классовой природе суть интересы рабочего класса, постольку попытки поставить во главу угла интересы другого класса или слоя отрицают закрепленный планом приоритет общественных интересов); во-вторых, на почве противоречий между коренными интересами каждого трудящегося, однонаправленными с общественными, и побочными, сиюминутными интересами, если они ставятся во главу угла.

Своеобразной формой нарушения социалистической планомерности является, например, выполнение заданий по выпуску продукции за счет сверхурочных работ или отмены коллективам трудящихся выходных дней, невнимания к условиям труда рабочих, что допускали многие хозяйственники. Свою заботу о получении премий, плохую организацию производства такие хозяйственники маскировали деланной заботой о плане. Но план, во-первых, — это комплекс взаимоувязанных заданий, и в нем задания по затратам рабочего времени не менее директивны, чем задания по выпуску продукции. Во-вторых, план есть директивное выражение общественных интересов, которое ничего общего с сокращением свободного времени трудящихся или ухудшением условий их труда не имеет. Наоборот, увеличение свободного времени трудящихся и улучшение условий труда всех членов общества прямо входит в содержание общественных интересов, так что и в данном случае борьбы якобы «за план» имели место элементы стихийности, противоположные социалистической планомерности.

Социализм развивается в полный коммунизм в борьбе двух противоположных тенденций — к усилению планомерности и к расширению элементов стихийности, ослаблению планового централизованного начала. Поскольку социализм как развивающееся целое есть планомерное хозяйство, а элементы стихийности — это отрицание его в себе, связанное с выхождением из стихийного капиталистического хозяйства, постольку генеральной в данном случае является тенденция к усилению социалистической планомерности. По степени развития планомерности можно, следовательно, судить о развитии производственных отношений социализма.

Рассматриваемое противоречие, таким образом, разрешается по линии наступления на стихийность и усиления социалистической планомерности благодаря борьбе трудящихся под руководством рабочего класса и его партии за планомерное осуществление приоритета государственных интересов и всемерному использованию в этой борьбе системы государственного планового централизованного управления. Обратимся, в заключение, к противоречию внутри самой этой системы, к противоречию между социалистическим характером системы государственного планового централизованного управления и элементами карьеризма и бюрократизма, ведомственности и местничества.

Социализм дал трудящимся массам демократию, которая невозможна в самом «свободном» буржуазном обществе. Как писал В.И. Ленин в работе «Государство и революция», произошел величайший «перелом — от демократии буржуазной к демократии пролетарской, от демократии угнетательской к демократии угнетенных классов, от государства, как «особой силы» для подавления определенного класса, к подавлению угнетателей всеобщей силой большинства народа, рабочих и крестьян» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 33, с. 43).

Однако с уничтожением эксплуататорских классов историческая миссия диктатуры пролетариата как высшей формы демократий не является завершенной, хотя «величайшей исторической задачей диктатуры пролетариата является, конечно, построение социалистического общества» (Василева Ц. Рабочий класс, социализм, ревизионизм. М., 1977, с. 188–189). Одной из задач социалистического государства является борьба с антисоциалистическими проявлениями, в том числе с рецидивами мелкобуржуазности. Государственную форму принимает и система планового централизованного управления экономикой, осуществляющая принцип демократического централизма... Как показывает опыт стран социализма (в том числе и нелегкий опыт последних лет), альтернативы этому принципу нет, что же касается форм и методов управления экономикой — они могут быть различны. В ВНР, например, в конце 60-х годов в связи с усилением косвенных методов регулирования сфера директивного планирования была резко сокращена, а в ГДР преимущества планового управления использовались значительно более активно. В связи с этим интересно сравнить ряд показателей развития этих стран за 1981–1985 годы:

С середины 60-х годов в Югославии, а в 80-е годы и в некоторых странах СЭВ, которые тогда еще были социалистическими, получила широкое распространение практика передачи средств производства в собственность трудовых коллективов. В нашей стране в настоящее время проводниками подобных идей выступают так называемые «розовые» партии и профсоюзы, считающие себя сторонниками социализма. Между тем В.И. Ленин еще в 1918 году предостерегал, что «величайшим искажением основных начал Советской власти и полным отказом от социализма является всякое, прямое или косвенное, узаконение собственности рабочих отдельной фабрики или отдельной профессии на их особое производство, или их права ослаблять или тормозить распоряжения общегосударственной власти...» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 36, с. 481). В то же время сама государственная власть должна строиться так, чтобы ее основной ячейкой и основной избирательной единицей был бы завод, фабрика, как подчеркивается в ленинской Программе РКП(б).

Справедливость ленинской мысли еще раз подтвердили затяжные кризисные явления в югославской (теперь уже — не только югославской) экономике, где вместо соединения трудовых коллективов в единый государственный кулак, государственная власть рассыпалась на самоуправляющиеся единицы. А еще опыт СФРЮ «убедительно показал, что гипертрофия функций предприятий в инвестиционной сфере может действительно подорвать централизованное управление экономикой, парализовать возможности проведения эффективной структурной политики». К такому выводу еще в 1989 г. пришли известные сторонники развития товарных отношений С. Шаталин и Е. Гайдар (Гайдар Е., Шаталин С. Экономическая реформа: причины, направления, проблемы М., 1989, с.83). Видимо, подобным-то опытом они и руководствовались в своей деятельности.

Как уже отмечалось, при социализме объективно существуют различия в интересах, хотя они и не являются коренными. На почве различий в интересах могут возникать и возникают попытки ставить во главу угла свои особые интересы в ущерб общественным. Если попытки эти имеют место со стороны работников системы государственного планового централизованного управления, то мы встречаемся с проявлениями мелкобуржуазности в сфере управления, противостоящими социалистическому характеру этой системы. К числу таких явлений относятся карьеризм, бюрократизм, ведомственность, местничество, протекционизм и т.п.

Среди работников аппарата государственного управления немало было людей, преданных делу рабочего класса. Но, как писал В.И. Ленин, «совершенно неизбежно, что к партии правящей примазывались авантюристы и прочие вреднейшие элементы. Ни одной революции без этого не было и быть не может. Все дело в том, чтобы правящая партия, опирающаяся на здоровый и сильный передовой класс, умела производить чистку своих рядов» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.39, с. 27).

В то же время у каждого (даже преданного) работника есть свои специфические интересы, которые, при единстве в главном и основном, в том или ином отношении отличаются от коренных интересов рабочего класса. Не все разрешают это противоречие в пользу государственных интересов. Ни рабоче–крестьянское происхождение, ни идеологически выдержанное воспитание не могут абсолютно исключить сползание отдельных лиц в аппарате управления с позиций передового класса.

Благоприятную среду для перерожденцев создавала атмосфера всеобщей безнаказанности. Как писал в журнале «Коммунист» Г.В. Колбин, «уж очень много объявлялось в иных парторганизациях «дежурных», так сказать, запланированных выговоров, которые, по сути, ограждали провинившегося коммуниста от реальной ответственности, от возмещения причиненного им обществу ущерба, материальных и моральных потерь. Сейчас мы ставим вопрос перед нарушителем норм нашей морали, наших законов так: сначала верни государству все, что незаконно взял... а потом выслушай по справедливости партийную оценку содеянному. И возвращают, и выслушивают» (Коммунист, 1986, №9, с. 57). Однако требование о двойной ответственности коммуниста — перед партией и перед государством — было внесено в Устав КПСС лишь после XXVII съезда партии. Но этот запоздалый шаг уже не смог остановить разложение загнивающей партийной верхушки.

Что же касается ведомственности, то ее элементы усиливались по мере усиления ориентации преимущественно на стоимостные показатели. Односторонняя ориентация на прибыль как основной критерий оценки работы данного предприятия, объединения или отрасли рано или поздно толкает аппарат управления на «отпихивание» от себя и от своего ведомства мероприятий, способных хотя бы на время снизить рентабельность. Крайне негативно влияло и влияет на ход экономического развития и местничество, принесение государственных интересов в жертву узко понятым интересам той или иной местности, а точнее — интересам продвижения по службе руководителей данной местности.

Как можно и нужно бороться с этими негативными явлениями? Посредством всеобщего и всеобъемлющего участия трудящихся в управлении с использованием всех тех возможностей, которые предоставляет для этого социалистическая демократия. Вот что писал по этому поводу В. И. Ленин в 1921 г. в работе «Новая экономическая политика и задачи политпросветов»: «Советские законы очень хороши, потому что предоставляют всем возможность бороться с бюрократизмом и волокитой, возможность, которую ни в одном капиталистическом государстве не предоставляют рабочему и крестьянину. А что — пользуются этой возможностью? Почти никто! И не только крестьянин, громадный процент коммунистов не умеет пользоваться советскими законами по борьбе с волокитой, бюрократизмом или с таким истинно русским явлением, как взяточничество. Что мешает борьбе с этим явлением? Наши законы? Наша пропаганда? Напротив! Законов написано сколько угодно! Почему же нет успеха в этой борьбе? Потому, что нельзя ее сделать одной пропагандой, а можно завершить, только если сама народная масса помогает» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 44, с.171).

Рассматриваемое противоречие может разрешиться лишь тогда, когда «все научатся управлять и будут на самом деле управлять самостоятельно общественным производством, самостоятельно осуществлять учет и контроль тунеядцев, баричей, мошенников и тому подобных «хранителей традиций капитализма»... тогда будет открыта настежь дверь к переходу от первой фазы коммунистического общества к высшей его фазе...» (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.33, с. 102).

Социализм для своего существования и развития требует участия трудящихся в управлении, это участие — не только благо, предоставляемое советским принципом формирования власти через трудовые коллективы, но и объективная необходимость, закономерность развития социализма. Степень участия масс в управлении является одним из важнейших критериев развитости социализма и перерастания его в полный коммунизм. Высвобождение времени для участия в управлении на основе научно–технического прогресса — вот тот магистральный путь, с которого свернуло наше общество и поэтому перестало быть социалистическим.

Субъективизм на практике, в оценках истинных причин кризиса во многом обусловлен сложившейся ситуацией в советском обществоведении. В работах многих теоретиков эпохи застоя и перестроечной поры объективным процессам и законам развития общества была противопоставлена субъективная, сознательная деятельность, и тем самым свойственное марксизму-ленинизму материалистическое понимание истории как естественноисторического процесса было искажено деятельностным, субъективным подходом. При этом социальный мир был искусственно разделен на мир объективный, состоящий из безличностных производительных сил и производственных отношений, и мир субъективный — область человеческой сознательной деятельности и ее носителей — людей.

Научный подход к истории предполагает признание того, что объективные законы, управляющие действиями и отношениями людей, являются «законами их собственных общественных действий» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 294–295), что речь идет не о независимом существовании этих неизвестно откуда появившихся законов от людей и их деятельности, а о независимости этих законов лишь от общественного сознания, воли и чувств людей.

Принципиально неверно противопоставлять, разводить по разным полюсам объективную общественную закономерность и сознательную деятельность людей, полагая, что законы — это мир объективный, а практика, деятельность — мир субъективных явлений. Объективные законы общества не есть что-то внешнее для людей, они суть законы именно и только деятельности и отношений людей, обладающих сознанием. Причем в своей практической деятельности люди подчинены общественным законам вместе со своим сознанием, как сознательные существа. Поэтому неверно считать, что практическая деятельность людей сводится к воздействию людей на объективные законы. Люди, их деятельность составляют необходимое составляющее объективной закономерной цепи событий.

Субъективисту кажется, что все вершится по воле руководителей, руководящих органов, парламентов и т.д. На самом деле объективные законы исторического развития — это законы, по которым осуществляется активная деятельность партий, классов, народных масс. Отсюда следует вывод: вывести страну из кризиса можно не просто постигая объективные законы развития человеческого общества, а используя их для организации победоносной классовой борьбы трудящихся за тот общественный строй, который отвечает их коренным интересам и обеспечит им полное благосостояние и свободное всестороннее развитие — за коммунизм.

Марксизм и современность, 2001, №1–2

И.М. Герасимов, М.В. Попов

НАЗАД

---