|
|
Об управлении говорят и пишут очень много. Призывают и требуют освоить науку управления. В качестве такой науки выдвигали одно время так называемую кибернетику, которую якобы не давали развивать, а ее представителей будто бы чуть ли не преследовали. Однако такой науки так и не появилось. И понятно почему. Потому, что наука — это система знаний. А какую систему знаний можно построить, если речь идет не о каком-либо конкретном управлении, а об управлении вообще? Ведь одно дело управлять самокатом, другое дело — космической ракетой и третье — экономикой какой-либо конкретной страны.
Точно так же, как нет науки о производстве вообще, нет и науки об управлении вообще всем, чем угодно. Оставаясь на почве абстракции управления вообще, можно только выявить некоторые абстрактные моменты, характерные для всякого управления. И на этих общих моментах полезно остановиться. Давайте с них и начнем.
Если какой-либо субъект подчиняет своим целям какой-либо объект, то говорят, что он им управляет. Управление, следовательно, — это процесс подчинения движения какого-либо объекта целям какого-либо субъекта.
Объект, движение которого подчиняют целям субъекта, называют объектом управления.
Субъект, который осуществляет подчинение своим целям объекта управления, называется субъектом управления.
Для того, чтобы подчинить движение объекта управления своим целям, субъект управления оказывает на объект управления управляющее воздействие. При этом субъект управления использует определенные средства. Средства подчинения движения объекта управления целям субъекта управления называются методами управления.
В зависимости от того, каков объект управления, каков субъект управления, каково управляющее воздействие и какие методы управления применяются, различаются типы и виды управления.
Если речь идет об управлении развивающимся объектом, то поскольку развитие осуществляется через борьбу противоположностей, постольку задача управления не может состоять в подчинении каким угодно произвольным целям, что было бы волюнтаризмом. Необходимо в общем процессе развития как движении от простого к сложному, от низшего к высшему выделить прогрессивную и регрессивную тенденции и посредством управляющего воздействия путем применения методов управления стремиться усилить прогрессивную тенденцию и ослабить регрессивную. Такой подход к управлению отвечает требованиям диалектики.
Цель любой деятельности — это предвосхищение ее результата. Ясно, что в качестве целей управления нельзя ставить какие попало цели, а эти цели вытекают из содержания процесса, которым управляют.
Теперь мы можем переходить к рассмотрению того, что собой представляет экономическое управление.
Прежде всего надо ясно представлять, что такое экономика. Экономика — это общественное производство, взятое как постоянно возобновляющееся, то есть как воспроизводство. Производство же — это не только труд, представляющий собой процесс обмена веществ между человеком и природой, в ходе которого человек приспособляет предметы природы для удовлетворения своих потребностей, превращая их в процесс своей жизнедеятельности, то есть присваивая их. Производство — это процесс присвоения предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством ее. Причем время труда может быть и бывает меньше времени производства, как, например, в сельском хозяйстве, где труд носит сезонный характер и применяется не в течение всего времени производства.
Производство и, соответственно, экономика — это понятия, относящиеся к высшей общественной форме движения. Отсюда и специфика экономического управления. Причем неверно было бы считать определением экономического управления управление экономикой. Управление экономикой может быть и неэкономическим, если осуществляется из неэкономических сфер, когда на экономику оказывается психологическое, идеологическое или политическое воздействие. Если же управляющее воздействие носит экономический характер и составляет элемент или момент экономических, то есть базисных, производственных отношений, то независимо от политических, юридических, идеологических и психологических форм, такое управляющее воздействие имеет экономический характер, и мы имеем дело с экономическим управлением.
Субъектами экономического управления могут быть собственники средств производства и их представители (работодатели, администраторы, менеджеры), в том числе физические и юридические лица и государственные органы. Объектами экономического управления — работники, хозяйственные единицы различных уровней и экономика страны в целом.
Средства и методы экономического управления определяются природой экономики, характером объекта экономического управления и целями субъекта управления.
Экономическое управление порождено общественной природой процесса производства. Отдельный работник может сам управлять самим собой и своими средствами производства, что делает, например, крестьянин в феодальном обществе, работая на своем клочке земли. В рамках капиталистической мануфактуры уже имеет место кооперация как форма труда, при которой много лиц планомерно работают в одном или связанных между собой процессах производства. И тут уже без управления не обойтись — отдельный скрипач сам управляет собой, но оркестр нуждается в дирижере, точно так же совместный труд нуждается в управлении, которое обеспечивает согласование индивидуальных работ и выполняет функции, вытекающие из движения всего производственного организма в целом.
И уж если простая мануфактура нуждается в управлении, то тем более фабрика, капиталистическая монополия. А современное монополистическое хозяйство, взятое в целом, тоже не может нормально функционировать без управления. Иначе оно рискует ввергнуться в пучину кризиса. Это и продемонстрировал мировой экономический кризис тридцатых годов двадцатого века, заставивший усомниться во всемогуществе невидимой руки рынка, про которую писал Адам Смит и которая вроде бы ранее всегда выручала. Но тут вдруг та же рука стала угрожать самому существованию капиталистического хозяйства, агенты которого действуют на свой страх и риск, нимало не считаясь с объективными последствиями своих действий, совершаемых безо всякого согласования с действиями других агентов общественного производства.
Обнаружилось, что рассуждения либеральных экономистов или монетаристов, как их сейчас называют, лишь убаюкивают сладкими сказочками экономических субъектов, вместо того, чтобы признать недостаточность при современных производительных силах рыночных регуляторов, их неспособность обеспечить бескризисное развитие современного монополистического хозяйства, в котором рынок уже царит, но подорван, и процессы отрицания товарной природы капиталистического хозяйства зашли слишком далеко, чтобы с ними можно было не считаться.
Таким образом, вопрос об управлении современным капиталистическим хозяйством поставлен не теоретиками-экономистами, а самой же современной капиталистической действительностью, самим ходом развития современного капиталистического хозяйства под воздействием тех изменений, которые происходят в производительных силах общества. Отсюда и актуальность проблем экономического управления, без удовлетворительного решения которых нельзя добиться серьезных успехов в развитии как на микро-, так и на макроуровне.
Управление, как следует из его определения, — это сознательный процесс, это вид человеческой деятельности. Бессознательного управления не бывает. Если водитель за рулем заснул, то говорят, что он потерял управление.
Иногда термин "управление" употребляют не в буквальном, а в фигуральном, переносном смысле. Например, говорят, что экономические законы управляют хозяйством. На самом же деле законы проявляют себя в явлении.
Закон — это спокойное в явлении, как говорил Гегель. Миру беспокойных экономических явлений отвечает спокойное царство экономических законов. И в этом царстве есть своя иерархия. Царит основной экономический закон, каковым в товарном, а, следовательно, и в товарно-капиталистическом хозяйстве является закон стоимости. Если нищий духом Прудон считал, что собственность есть кража, то К.Маркс в "Капитале" показал, что капиталистическая эксплуатация, то есть присвоение чужого неоплаченного труда, осуществляется не в нарушение, а в полном соответствии с законом стоимости, то есть основным экономическим законом товарного хозяйства, которым является капитализм. Имеющие средства производства капиталисты приобретают рабочую силу по стоимости, используют ее потребительную стоимость, состоящую в том, чтобы создавать стоимость, и таким образом получают прибавочную стоимость, выступающую на поверхности экономических явлений в форме прибыли.
Если экономические законы не управляют экономикой, то как же все-таки назвать их действие по упорядочиванию экономической жизни? Для этого применяется термин "регулирование".
Регулирование — более широкий термин, нежели "управление". Всякое управление есть регулирование, но не всякое регулирование есть управление. Чтобы регулирование было управлением, надо, чтобы оно было сознательным целенаправленным действием субъекта регулирования. А если субъекта регулирования нет, то речь может идти лишь об объективном процессе упорядочивания, который осуществляется стихийно благодаря действию объективных экономических законов.
Иногда применительно к управлению предпочитают говорить о регулировании, чтобы подчеркнуть, что в процессе упорядочивания экономической жизни роль управления не является основной, главной, хотя оно тоже имеет место и вносит в процесс упорядочивания свой вклад.
Осуществляющееся на основе закона стоимости стихийное рыночное регулирование проявляется через механизм спроса и предложения. Если в данном периоде производства цена на товар, которым называется продукт, производимый для обмена, оказалась ниже стоимости (в дальнейшем развитии — цены производства, обеспечивающей среднюю прибыль на вложенный капитал), объемы выпуска данного товара сокращаются, спрос на него начинает превышать предложение, и цена вырастает до уровня, превышающего стоимость (цену производства). Стоимость (цена производства) оказывается центром колебаний рыночных цен и выступает как спокойное в явлении.
Если взять всю массу труда, затраченную на товар определенного вида, то она колеблется вокруг той величины, которая отвечает общественным потребностям.
Получается вроде бы идиллическая картина. Однако разные товары по разному участвуют в процессе труда и в процессе создания стоимости. Предметы потребления потребляются капиталистами и рабочими и стоимость этих предметов в процессе потребления исчезает вместе с исчезновением потребительной стоимости. Стоимость предметов труда переходит в стоимость создаваемого товара. Активные средства труда (машины) переносят на продукт долю стоимости, равную величине амортизации. Пассивные средства труда (здания, сооружения) переносят на создаваемый товар часть своей стоимости, равную величине стоимости, деленной на срок их службы.
С дальнейшим развитием капиталистического хозяйства и усложнением средств производства процесс усложняется настолько, что приведение в соответствие производства и потребностей осуществляется ценой уничтожения части произведенных товаров и разрушения производительных сил. Блюминг в газетку не завернешь, чтобы отнести его на рынок и узнать, купят его или не купят. Чтобы застраховать себя от разорения, капиталисты волей-неволей переходят к работе не на неизвестный стихийный рынок, а к работе на заказ.
Переход к работе на заказ, который повсеместно совершается в эпоху монополистического капитализма, то есть империализма, есть, конечно, подрыв стихийного рыночного механизма и отрицание регулирующей роли закона стоимости. Купля-продажа совершается еще до того, как товар изготовлен, до начала процесса производства. Продавец несозданного товара и его покупатель как бы предвосхищают акт производства. Производству предшествует потребление как идеальное потребление. Продукт производится и потребляется сначала в головах и на бумаге и только после этого начинает производиться на самом деле. Тем самым в экономику капиталистического хозяйства встраивается планирование не только производства, но и потребления производимого продукта, а планомерный характер производства внутри каждой отдельной фабрики, каждой отдельной монополии получает свое продолжение и дополнение уже в сфере обмена, собственно в сфере рынка.
Капитализм, таким образом, пытаясь уйти от экономических кризисов, уходит от самой своей основы, переставая быть просто стихийным товарным хозяйством. В него встраивается, из него естественным образом вырастает нерыночное регулирование с элементами планирования производства и потребления. Не видеть это могут сегодня только слепые или сознательно ослепляющие себя и других либеральные экономисты-монетаристы. От современной монополизированной экономики назад к капитализму стихийной конкуренции дороги нет. А попытки насильно тащить назад современную экономику чреваты разрушением производительных сил, падением производства и обнищанием населения. Сегодня это, увы, не только теоретический вывод, а вывод, подтвержденный на практике. Вопрос о переходе к сознательному регулированию современного производства поставлен самим же современным производством и поставлен самым резким и недвусмысленным образом — он уже совершается.
Капиталистическое государство до поры до времени не вступает в процесс регулирования экономики. Не в последнюю очередь потому, что руководствуется идеей саморегулирования рынка. Но общие интересы класса капиталистов заставляют капиталистов создавать наряду с их особой и общую капиталистическую собственность, выступающую как государственная собственность.
Нередко государственную собственность при капитализме пытаются противопоставлять частной, считая собственность буржуазного государства чуть ли не общественной. На самом деле государственная собственность при капитализме — это частная собственность класса капиталистов, и именно в таком качестве ее следует рассматривать.
Государственные предприятия, компании и фирмы так же, как и другие экономические организации, пытаются построить свою работу на заказ. Тем самым они вносят свой вклад в регулирование современного капиталистического хозяйства.
Взятые вместе, государственные экономические единицы образуют государственный сектор, от масштабов которого и доли во всем хозяйстве зависит его регулирующее воздействие.
При этом регулирующая роль государства идет не сверху, не из надстроечных сфер, а непосредственно из экономического базиса, поскольку государственные предприятия стали непосредственными участниками хозяйственной жизни.
Таким образом, современная капиталистическая экономика больше не является экономикой, регулируемой только стихией рынка. Саморегулирование этой экономики включает работу на заказ и в этой форме государственное регулирование. Государство имеет в современной экономике встроенный экономический рычаг и может им пользоваться, внося в стихийный процесс сознательное регулирующее начало. Поскольку же сознательное регулирование тождественно управлению, государственное экономическое управление стало в современной монополистической экономике элементом самой экономической жизни.
Экономические — это значит производственные отношения. Производственные отношения — это такие общественные отношения, в которые люди вступают, чтобы производить.
В зависимости от того, как, при каких производственных отношениях осуществляется производство, различают способы производства — первобытно-общинный коммунистический, рабовладельческий, феодальный, капиталистический и коммунистический.
Переход от одного способа производства к другому имеет в своей основе определенный уровень развития производительных сил. Говорят, что способ производства — это единство производительных сил и производственных отношений, хотя надо понимать, что это противоречивое единство.
В первобытном коммунизме труд осуществлялся сообща и координировался наиболее авторитетными представителями общины. Можно поэтому считать, что основным и по существу единственным типом производственных отношений в первобытно-общинном коммунистическом способе производства были отношения управления. Они были внутренне присущи этому способу производства и являлись потому экономическими.
На поздних стадиях развития первобытно-общинного способа производства на границах общин начал происходить обмен продуктов между общинами. Обмен — это взаимное отчуждение продуктов труда и иных объектов собственности на основе свободного договора или соглашения, взаимная и взаимообусловленная передача принадлежащих двум экономическим субъектам продуктов. Однако в этом способе производства отношения обмена существенной роли все же не играли.
В рабовладельческом способе производства в рамках рабовладельческой латифундии происходило становление отношений кооперации, которая, как мы уже отмечали, есть такая форма труда, при которой много лиц планомерно работают в одном или связанных между собой процессах производства. Решающими, основными в рабовладельческом способе производства являются, следовательно, экономические отношения управления.
Отношения обмена тоже имели место. Более того, появились уже деньги как товар-эквивалент. Соответственно появились купля (обмен денег на товары) и продажа (обмен товаров на деньги). Стала развиваться торговля, понятие которой обнимает куплю и продажу. Однако все эти формы обмена не оказывали решающего воздействия на производство, которое никоим образом не могло быть охарактеризовано как производство для обмена. Рабовладельческое производство было производством для удовлетворения потребностей рабовладельцев. Это относится и к производству отдельных рабовладельческих латифундий, и к рабовладельческому производству в целом.
Феодальный способ производства ослабил путы, связывавшие непосредственного производителя. Крепостной крестьянин работал не только на барщине, но и на своем клочке земли, в рамках крестьянской общины. Но по-прежнему основными экономическими отношениями по своему типу оставались отношения управления. Это отношения управления барщинным трудом крестьян на помещичьем поле, это отношения управления семейным трудом на крестьянском участке и это отношения управления общими работами в крестьянской общине, поскольку такие работы имели место.
При этом в городах появился ремесленный труд, и в пределах ремесленных цехов становились отношения управления трудом ремесленников.
Отношения управления оставались основными производственными отношениями. Параллельно шло развитие отношений обмена, и, например, производство в городах уже могло быть охарактеризовано как производство для обмена, то есть как товарное производство. Часть феодального производства тоже уже могла ориентироваться на продажу произведенных продуктов. В большей мере это относилось к помещичьему хозяйству, в меньшей — к крестьянскому. И все же главный тип производственных отношений при феодализме — отношения управления. Товарное производство при феодализме развивается, но феодализм не является товарным производством.
Элементы и очаги товарного производства все более разлагали феодализм. Все больше феодальных хозяйств становились товарными и затем товарно-капиталистическими. Крестьянские хозяйства под влиянием все большей ориентации на рынок превращались в мелкобуржуазные и затем выделяли из себя буржуазные (кулацкие) хозяйства, с одной стороны, и полупролетарские, пролетарские (бедняцкие) хозяйства, с другой стороны. Экономика становилась товарной, то есть целью ее становилось не производство потребительной стоимости, а производство стоимости. А поскольку товаром стала и рабочая сила, феодальный способ производства превратился в капиталистический. Ведь капитализм — это не что иное, как товарное производство на том этапе его развития, когда и рабочая сила становится товаром.
Отношения обмена в товарном хозяйстве являются господствующими. Закон стоимости — это основной закон товарного хозяйства, а, следовательно, и высшей его формы — капиталистического производства. Но давайте заглянем в самые недра капиталистического производства, где производится святая святых капитализма — прибавочная стоимость. Давайте проследим за тем, что происходит после того, как капиталист купил на рынке все необходимое для буржуазного производства — средства производства и рабочую силу. Капиталист приступает к потреблению рабочей силы наемных работников — на ранних этапах капитализма в капиталистической мануфактуре, а на более поздних — на фабрике и далее в пределах капиталистической монополии. На ранних этапах капиталист сам управляет процессом производства прибавочной стоимости, а на более поздних перепоручает это управление наемным менеджерам, оставляя за собой лишь высший контроль и управление.
Внутри капиталистической мануфактуры, капиталистической фабрики, монополии отношениям обмена места нет. Здесь все принадлежит капиталисту (неважно, индивидуальному или коллективному), и движение предмета труда в процессе изготовления товара по технологической цепи не сопровождается сменой форм собственности. Внутри капиталистической мануфактуры царят отношения совместного планомерно организованного труда — отношения кооперации. Это означает, что процесс капиталистического производства как процесс производства прибавочной стоимости есть процесс, планомерно организованный. Здесь важнейшими являются отношения планового управления. Более того, с ростом централизации и концентрации производства место отношений управления среди экономических отношений капитализма расширяется. Капиталистическая экономика, состоявшая из мелких островков планомерности в море бушующего капиталистического рынка, становится состоящей из крупных плановых островов, проливы между которыми становятся все более узкими.
Переход в монополизированной капиталистической экономике к работе на заказ перекидывает мостики планомерности между постоянно растущими плановыми островами, причем увеличивается число мостиков, перекинутых государством. Буржуазное государство централизует все большую часть капитала и дает монополиям заказы уже не только от лица предприятий государственного сектора, а непосредственно от лица государства. Государство выступает не только как комитет по политическим делам буржуазии, но и как комитет по управлению общим капиталистическим хозяйством от имени капиталистов, сложивших воедино часть своих капиталов.
Отношения управления экономикой со стороны капиталистического государства приобретают, таким образом, экономический, базисный характер и входят в состав экономических отношений современного монополистического хозяйства.
Это фундаментальный вывод, с которым при анализе современной капиталистической экономики никак нельзя не считаться.
Государственное управление экономикой современного монополистического капитализма не является на сегодняшний день делом выбора руководящей государственной верхушки. Смена в ней лиц и партий может поменять и меняет масштабы и формы государственного регулирования экономики, но сам факт государственного регулирования — управляющего воздействия на экономику со стороны государственных органов, осуществляющих общие интересы класса капиталистов, есть непреложный императив, закономерность современной капиталистической экономики. Попытки игнорировать эту закономерность сама же экономика наказывает как волюнтаризм разрастанием или возникновением кризисных явлений, а адекватное применение рычагов государственного регулирования благоприятно сказывается на экономическом развитии.
Возьмем крупнейшую по масштабам и уровню экономического развития капиталистическую страну — Соединенные Штаты Америки. Много написано, и справедливо, про то, что Соединенные штаты грабят весь мир, эксплуатируют более отсталые страны, что американский доллар не обеспечен в достаточной мере и что с его помощью американский империализм наживается за счет народов других стран. Все это так. Но почему североамериканцам удается грабить другие народы? Потому что они экономически слабее или потому что они экономически сильнее других стран? Ответ очевиден. У Соединенных Штатов Америки самый высокий в мире объем валового внутреннего продукта, самая высокая производительность труда, причем темпы роста производительности труда ( 4 процента в год) вдвое выше, чем в странах Евросоюза. Это позволяет без ущерба для экономики США понижать курс доллара по отношению к евро и таким образом завоевывать рынок европейских стран для удешевляющихся с понижением курса доллара американских товаров.
Отсюда следует, что нужно не только разоблачать американский империализм, но и анализировать, на чем зиждутся экономические успехи американцев. И хотя на экспорт они охотно отправляют обветшалые рецепты либеральных экономистов, сами американцы вовсю используют арсенал методов государственного регулирования экономики. И этот арсенал с теми или иными изменениями вынуждены использовать все крупные империалистические державы, чтобы удержаться на плаву и устоять в жестокой межимпериалистической конкурентной борьбе.
Во-первых, в Соединенных Штатах Америки действует прогрессивная шкала налогообложения. В отличие от российских новоявленных капиталистов, установивших плоскую шкалу налогообложения и не желающих, таким образом, иметь значительные общие финансовые ресурсы, североамериканские капиталисты платят в бюджет своего государства тем больший процент, чем более они богаты. Соответственно они и могут рассчитывать на выгоднейшие государственные заказы, во-первых, потому, что для таких заказов в бюджете имеются средства и, во-вторых, потому, что в конкурсах на получение выгодных заказов выигрывают, естественно, те, кто наиболее богат. Так что те, кто вносит в бюджет больший процент налогов, тот больше из него и получает, прихватывая при этом и деньги других, более мелких налогоплательщиков.
Наличие в государственном бюджете значительных финансовых ресурсов позволяет финансировать общегосударственные программы развития науки, образования и техники, которые не в состоянии финансировать ни один отдельный даже очень крупный капиталист. Тем самым создаются необходимые условия для того, чтобы достижения научно-технического прогресса мог использовать и каждый отдельный капиталист. Применение же достижений научно-технического прогресса в обновлении парка оборудования создает техническую основу для роста производительности труда при широком его материальном стимулировании.
Путем понижения нормы процента за пользование кредитными деньгами государство поощряет обновление и расширение производства на новой технической базе. Те, кто наиболее активно внедряет научно-технические достижения, пользуются льготами по налогообложению.
На втором месте в мире по уровню производительности труда стоит Франция. Не в последнюю очередь потому, что во Франции сильно развит и планомерно организован государственный сектор экономики. Внедрение государственных программ развития науки, техники и образования позволяет увеличивать объемы производства не за счет переработок и удлинения рабочего дня и рабочей недели, а преимущественно за счет роста производительности труда. Не случайно правительство по собственной инициативе провело закон о 35-часовой рабочей неделе, заложив тем самым основу для дальнейшего прогрессивного развития. Неплохо бы и нашим новоявленным предпринимателям понять, что уставший, вымотавшийся рабочий — плохой агент научно-технического прогресса, что на "давай-давай" в современной высокотехнологичной экономике далеко не уедешь.
Кому не известен опыт так называемых "азиатских тигров", к числу которых относят Южную Корею? Но ведь чтобы догнать более передовые страны, южнокорейской экономике пришлось реализовать шесть пятилетних планов. Опыт этой страны ярко свидетельствует в пользу государственного регулирования экономики и даже прямого государственного планирования.
Но мы вполне можем обратиться и к опыту передовых в экономическом отношении регионов нашей страны. В Санкт-Петербурге и Ленинградской области руководство не уповает на стихию рынка, а разрабатываются, проводятся через законодательные собрания и соответственно финансируются городские и областные программы. На основе этих программ проводятся конкурсы на получение городских и областных заказов. Так что экономическое развитие получает по существу планомерный характер. В итоге темпы роста производства в Санкт-Петербурге и области составили в последние годы свыше тридцати процентов в год. При таких темпах нетрудно решить задачу удвоения валового внутреннего продукта.
Но, к сожалению, на российском уровне с подачи г. Грефа акцент делается не на государственное регулирование экономики, а на распродажу государственных пакетов акций приватизированных предприятий, и темпы развития российской экономики не случайно оставляют желать лучшего. А ведь задача удвоения ВВП — это всего лишь задача возвращения на тот экономический уровень, который у нас был в 1990 году.
В России до сих пор сохраняется отсталая плоская шкала налогообложения: все платят подоходный налог 13 процентов, в то время как во Франции ставка прогрессивного подоходного налога доходит до 56,8 процента. И вот денег у нас не хватает ни на образование, ни на науку, ни на культуру, ни на обеспечение здоровья населения, а без здорового, образованного и культурного работника какой же научно-технический прогресс? В то же самое время олигархи купаются в миллиардах долларов, не зная, куда их девать.
Банки у нас в России сейчас больше похожи на меняльные и ростовщические конторы. Они не столько кредитуют хозяйственные организации, сколько собирают деньги с юридических лиц за то, что те держат в банках деньги. А должно быть все наоборот: банк должен платить за пользование чужими деньгами. Но для этого он должен эффективно кредитовать производство. А это, в свою очередь, требует понижения ставки процента, что упирается в высокую ставку рефинансирования Центробанка, и мы снова уперлись в проблему государственного регулирования.
Россия, как говорится, продолжает носить выкинутые Европой шляпки и пытается в современную эпоху руководствоваться залежалыми рецептами монетаристов. Вот и буксует наша экономика. Давно пора выбросить вон этот старый хлам.
Объективные процессы отрицания стихийного рыночного регулирования долгое время не находили своего отражения в буржуазной экономической литературе. Доказанная К.Марксом в "Капитале" неизбежность экономических кризисов просто игнорировалась буржуазными теоретиками по принципу: "если факты противоречат теории, тем хуже для фактов". Между тем кризисы перепроизводства на фоне недопотребления низов повторялись с завидной регулярностью. Буржуазные экономисты между тем продолжали строить радужные прогнозы в отношении будущего экономического развития. В Гарварде образовалась целая школа, которая рассчитывала показатели будущего экономического развития, нимало не считаясь с тем, что эти расчеты предполагают бескризисное развитие, а вот с этим — то дело обстоит из рук вон плохо. Приближался роковой для мирового капиталистического хозяйства 1930 год, а Гарвардские барометры на перспективу показывали "ясно".
И вот грянул мировой капиталистический кризис. Производство рухнуло. Безжалостно уничтожались произведенные продукты и производительные силы. Буржуазия была в ужасе и уже больше не хотела слушать сладких сказочек своих проштрафившихся теоретиков о рыночной гармонии, которую якобы гарантирует закон стоимости через универсальный механизм спроса и предложения. Правота теории К.Маркса безжалостно подтвердилась. Вера во всемогущество рынка была подорвана. Нужно было что-то делать, а для этого нужно было сперва выработать теоретические рекомендации. Однако певцы рынка, апологеты рыночного механизма безмолвствовали.
И в этой теоретической тишине прозвучал, наконец, трезвый голос экономиста, осознавшего, наконец, и выразившего практические интересы монополистической буржуазии. Это был голос английского лорда, известного экономиста-теоретика Джона Мейнарда Кейнса, которого изучал и с трудами которого считался еще В.И.Ленин.
В вышедшей в 1935 году книге "Общая теория занятости процента и денег" Дж. М. Кейнс от лица буржуазной экономической науки признал несовершенство стихийного рыночного механизма, его неспособность обеспечить бескризисное экономическое развитие и выработал комплекс мер государственно-монополистического регулирования. Стихийный рыночный механизм к тому времени до того дорегулировал хозяйство капиталистических стран, что повсеместно незанятые производственные мощности соседствовали с незанятыми работниками, существование которых оплачивали их более счастливые собратья. В этой ситуации, отмечал Кейнс, любые, даже бессмысленные общественные работы, вроде закапывания в землю и затем раскапывания сосудов с деньгами, приведут к соединению незанятых работников со свободными производственными мощностями, работники будут получать заработную плату и увеличат общий спрос, этот спрос породит увеличение предложения и позитивное действие государства еще умножится. Кейнс ввел даже специальный коэффициент — мультипликатор, который показывает, в какой степени положительно (в плане увеличения выпуска) отреагирует производство на определенное регулирующее воздействие государства.
Наряду с организуемыми государством общественными работами Кейнс предложил менять ставку налога и норму процента за кредит, чтобы регулировать инвестиционную активность предпринимателей. При ухудшении экономической конъюнктуры ставка налога должна понижаться и, наоборот, повышаться в случае быстрого экономического подъема. При всеобщем недостатке денежных средств следует понижать норму процента за кредит и повышать при избытке свободных денег.
Особую заботу Кейнс проявил о понижении уровня издержек предпринимателей через понижение уровня реального содержания заработной платы. Чтобы отдельные предприниматели не сталкивались с рабочими своей фабрики, Кейнс предложил, чтобы государство обеспечивало повышение цен на все товары, кроме товара — рабочая сила.
Наличие бумажных денег как представителей действительных денег и печатного станка в руках государства позволяет осуществлять управление динамикой цен в направлении, прямо противоположном действительному. На самом деле с прогрессом производительных сил затраты труда на единицу продукции сокращаются. Значит, цены должны убывать. Это общесоциологический закон и он просто отражает постоянный рост производительности труда. А посредством государственного регулирования можно добиваться постоянного повышения цен за счет понижения реального содержания денежной единицы. То есть, сознательно организуя инфляцию, государство помогает предпринимателям всякий раз фактически платить за рабочую силу меньше, чем было оговорено. И при этом инфляция изображается как стихийное бедствие, с которым якобы все борются и не могут никак побороть. Устраиваются настоящие концерты для несведущих: в начале года представители естественных монополий с рыданьем рассказывают, как выросли затраты в топливно-энергетическом и сырьевом комплексах и требуют повысить цены процентов на тридцать. Правительство пытается вроде бы повышателей цен урезонить и заявляет, что не позволит повысить цены больше, чем на 25 процентов. Затем вступает Дума, и заступники народные клянутся не пропустить повышения цен, большего, чем на 15 процентов. Возмущенный президент требует не допустить, чтобы инфляция превысила 13 процентов. И далее уже пошло — поехало: цены растут по мере того, как растущие затраты перемещаются по технологической цепочке, идет всеобщий неостановимый рост цен — ну ни дать, ни взять стихийное бедствие.
Предложение Кейнса по использованию инфляции для понижения уровня реального содержания заработной платы так понравилось буржуазии и ее представителям, что оно немедленно и повсеместно было взято на вооружение, причем даже теми, кто весьма отдаленно представлял себе суть кейнсианской теории. В самом деле, это ведь так здорово: договориться с работником о заработной плате, на которую можно купить один объем потребительских благ, а когда работник придет получать зарплату, на нее можно будет купить продуктов уже гораздо меньше. Номинальная заработная плата останется той же, а цена продукции, которую производит работник по заданию капиталиста, возрастет. Доля издержек в цене продукции упадет, а доля прибыли увеличится, что и требовалось доказать. Вот какое замечательное изобретение сделал Кейнс!
Так кто же действительно борется с инфляцией? Только работники, организованные в профессиональные союзы, то есть те, кому это действительно объективно выгодно. Монополистическому повышению цен на все товары, кроме товара "рабочая сила", может противостоять только объединенная борьба работников. Однако успехов в этой борьбе против инфляции пока совсем немного. Скажем, докеры Санкт-Петербургского морского торгового порта в 2004 и 2005 году в ходе забастовок пытались добиться установления и включения в коллективные договоры стивидорных (перегрузочных) компаний механизмов повышения уровня реального содержания заработной платы, включая компенсирующую инфляцию индексацию заработной платы. Но добиться этого удалось только в ЗАО "Первый контейнерный терминал". Что же касается Первой, Второй и Четвертой стивидорных компаний, то несмотря на сказочные богатства их собственника олигарха В. Лисина, обладающего 8 миллиардами долларов, его представители стоят насмерть, чтобы не допустить принятия механизма, компенсирующего инфляцию. Они как бы чувствуют, что речь идет о посягательстве на один из столпов кейнсианской теории.
Реализация на практике еще одного положения кейнсианской теории — об общественных работах — во всех империалистических странах трансформировалась в обильное государственное финансирование оборонной промышленности и ведение локальных, региональных и так называемых "антитеррористических" войн. Современный империализм как ненасытный молох, если не пьет кровь более слабых народов, впадает в кризис, и чтобы в него не впадать, он все время находит для себя все новые и новые жертвы Если он себя так не будет вести, его ждут значительные незадействованные производственные мощности и большая безработица. И этот кризис скрывается все растущими объемами военных расходов.
Что касается других составляющих кейнсианской теории, то им повезло гораздо меньше. Их не только не очень хотят принимать, но хотели бы и не знать. Это выражается в том, что наряду с развитием кейнсианской традиции, то есть появлением и распространением неокейнсианства, опять стали набирать силу примитивные апологетические концепции так называемых монетаристов. Для восприятия государственных чиновников даже очень высокого ранга они тем хороши, что не только позволяют ничего не делать и не отвечать за развитие экономики, но и оправдывают бездействие и безответственность.
Монетаристы с шумом устраивают конференции и форумы, и под этот шум госчиновники распродают оставшиеся доли государства в важнейших для функционирования национальной экономики компаниях. А госжалованье при том идет, и впереди светит пенсия для госслужащих в 75 процентов от дохода.
Когда российское руководство на практике стало убеждаться в пустоте и никчемности монетаристских советов, оно стало освобождаться и от их громкоголосых проводников. И хотя помощник президента Илларионов для средств массовой информации сделал представление о том, что он якобы сам уходит с кремлевских харчей, всем ясно, что не он уходит, а его "уходят", поскольку его монетаристские бредни, реакционные по отношению к кейнсианству, не только всем надоели, но и прямо тормозят развитие современной России.
Диалектический подход к исследованию экономического развития современной России означает, что это развитие должно рассматриваться как противоречивый процесс, то есть процесс борьбы противоположных тенденций, равнодействующая которых образует действительное историческое движение экономики нашей страны.
Какие объективные противоречия современной экономики порождают противоположные тенденции? Ответ на этот вопрос определяется характером и историческим состоянием экономического строя.
В настоящее время Россия — буржуазная страна. Но не такая, как те буржуазные страны, в которых капитализм вырос на базе феодализма. В России капитализм реставрировался, с одной стороны, на почве мелкобуржуазных тенденций, которые проявляли себя при социализме и привели к его разложению, и, с другой стороны, капитализм в Россию во многом привнесен извне или списан с других стран. Среди нынешних хозяев производства мало его действительных организаторов и много дельцов, строящих свое благополучие на разрушении российской экономики в интересах иностранных монополий.
Вся ельцинская эпоха в развитии России была эпохой господства компрадорского капитала, и только в период путинского президентства верх стала брать буржуазия, ориентирующаяся на получение прибыли от развития, а не от разрушения отечественного производства в интересах иностранного монополистического капитала.
Однако компрадоры по-прежнему сильны. И любое крупное экономическое решение рождается борьбой патриотических и компрадорских тенденций.
Нынешняя Россия стала вполне буржуазной страной. Понимание этого должно повести и к пониманию того, что главным экономическим противоречием не становится, а уже стало противоречие между буржуазией и рабочим классом. Новоявленная российская буржуазия данное противоречие стремится разрешить за счет ущемления интересов рабочего класса. В частности, она поддерживает постоянную инфляцию, которая означает постоянное повышение цен на все товары, кроме товара "рабочая сила", то есть понижение уровня реального содержания заработной платы.
Российская буржуазия, как показывает практика, еще не осознала того, что в ее же интересах улучшать положение рабочих, в том числе путем повышения заработной платы. Повышение заработной платы, с одной стороны, непосредственно ведет к повышению производительности труда, выступая одним из сильнейших стимулов этого повышения. С другой стороны, рост заработной платы ведет к повышению платежеспособного спроса, а это, в свою очередь, оборачивается стимулированием предложения и становится мощным макроэкономическим фактором роста производства. Кроме того, поскольку в России почти сорок процентов к фонду заработной платы составляют связанные с фондом заработной платы налоги, рост зарплаты ведет и к пропорциональному росту отчислений в бюджет, а это, в свою очередь, позволяет расширить инвестиции государства в производство.
Встает вопрос, а совместимо ли повышение заработной платы работников с ростом прибыли работодателей. В статике, на данной технической базе — нет, не совместимо. Но в динамике, на основе внедрения в производство достижений научно-технического прогресса рост заработной платы вполне совместим с ростом прибыли работодателей. Это верно, впрочем, при одном непременном условии — если рост производительности труда опережает рост его оплаты. В этом случае, как нетрудно понять, доля заработной платы в единице продукции, то есть доля ее в издержках, сокращается и, следовательно, прибыль возрастает.
То, что рост прибыли вполне совместим с повышением заработной платы работников, если источником роста прибыли является опережающий рост производительности труда на основе научно-технического прогресса, понимает только культурная буржуазия, которой, к сожалению, в современной России пока еще совсем мало. Отсюда особая важность регулирующей роли государства и в проведении политики расширения и увеличения инвестиций в развитие техники и технологии, и в осуществлении политики неуклонного повышения заработной платы по мере роста производительности труда. Кстати, совершенно необходимо в этой связи немедленное повышение минимального размера заработной платы до уровня прожиточного минимума, индексирование трудовых доходов и регулярное повышение заработной платы в государственном секторе, оказывающем регулирующее воздействие на экономику в целом.
Все это предполагает усиление регулирующей роли государства в определении направлений научно-технического прогресса и решающую роль в его осуществлении, разработку и реализацию соответствующих государственных программ. Без этого правильная идея об удвоении валового внутреннего продукта повисает в воздухе и вырождается в пустышку. Для ее реализации надо, чтобы главным инструментом регулирования инвестиционной деятельности стал государственный заказ. Надо сделать его выгодным для экономических единиц, причем более выгодным, чем осуществление сделок с негосударственными заказчиками.
Все это требует средств. А средства в государственном бюджете появятся на эти и другие нужды, как только Россия покончит с плоской системой налогообложения и перейдет к прогрессивной, как во всех других цивилизованных странах. Чем больше доходы, тем выше должен быть процент отчислений с них в государственный бюджет. А сейчас, в то время как в США с высоких доходов взимается налог до 33 процентов, в Германии и Англии — до 50 процентов, во Франции — до 56,8 процентов, в России подоходный налог для сверхбогатых и бедных один — 13 процентов. Об утрате государством монополии на водку также можно вспомнить как об утрате одного из крупнейших источников пополнения государственного бюджета.
Все это говорит о том, что у нас не только мало культурных буржуа, умеющих по-современному управлять своими предприятиями. У нас и государство буржуазии пока еще некультурное, мыслящее в эпоху неокейнсианства категориями либеральных экономистов, не усвоивших, что рынок не способен сам по себе обеспечить бескризисное развитие современного хозяйства. И неудивительно, что у нас в министрах экономического развития и торговли ходит Г. Греф, который просидел в аспирантуре по экономике и не смог защитить кандидатскую диссертацию.
Каков же выход, если на культуру даже государства нет особой надежды? Если осознание основных направлений и путей быстрого экономического развития трудно дается российской буржуазии, то для рабочего класса, трудящихся подъем российского производства, рост российской экономики является единственной возможностью выжить и обеспечить перспективы изменения всего жизненного уклада. Организация трудящихся в профессиональные союзы, освобождение профсоюзов от влияния работодателей и их партий, создание собственной политической партии трудящихся, которая опиралась бы на боевые профсоюзы и центром своей работы сделала бы работу в трудовых коллективах по составлению, заключению и реализации коллективных договоров и по разрешению необходимых для этого коллективных трудовых споров — все это, несомненно, окажет необходимое воспитательное воздействие на нашу буржуазию и побудит ее выбросить на идеологическую помойку старый либеральный хлам и заняться государственным регулированием, управлением экономикой и стимулированием развития производительных сил.
Впрочем, все будет зависеть от активности нашего рабочего класса и организованности трудящихся. Как учит диалектика, противоречия разрешаются борьбой.
проф. М.В.Попов
|
|