9 февраля 2003 года исполнилось 117 лет со дня рождения В.И. Чапаева, легендарного комдива, память о боевых заслугах которого и по сегодняшний день хранится в памяти народной. Еще в школьные годы пионерский отряд, в котором я был, с гордостью носил имя Чапаева. Многие неизвестные ранее страницы его биографии были нами разведаны. И некоторые сегодняшние публикации в далеко не патриотических изданиях только подтверждают правильность нашего еще детского выбора.

Упование на Бога и молитва, как сегодня пытаются преподнести нам «горе-знатоки» отечественной истории, якобы с лихвой восполняли нехватку образования, которую так старательно показывают в художественном фильме, книгах и анекдотах о Чапаеве. Только Божьей помощью объясняли недруги Чапаева его постоянные, удивительные победы над противником, многократно превосходившим чапаевцев по численности. Но так ли это?

Василий Иванович не стремился стать большевиком — его сделали им обстоятельства. Однажды, возвращаясь из госпиталя, полный Георгиевский кавалер Чапаев прочитал газетную статью о братании на фронте русских и австрийцев. Они не хотели истреблять друг друга на радость толстосумам, наживавшимся на войне. Но генералы потребовали, чтобы всех, кто еще попытается это сделать, предавали смертной казни. Русские войска совершили прорыв в Австро-Венгрию, который так любили воспевать историки. В нем участвовал и Василий Иванович. Чапаев видел, как людей заставляли бросаться друг на друга, словно диких зверей, и убивать, чтобы самим не погибнуть. Он остался верным присяге, но в душе люто возненавидел тех, кто устроил мировую бойню. Он, унтер-офицер, который заботился о своих солдатах, не мог простить командование царской Армии, обрекавшее их на гибель. Чапаев вступил в ряды РСДРП, стал ходить по окопам и агитировать за большевиков, обещавших дать «мир народам». Находясь под обаянием коммунистических мировоззрений, он пошел служить в Красную Армию.

Василий Иванович верил Ленину, считал правильными провозглашенные им идеи социального равенства. Но очень быстро Георгиевский кавалер понял, что эти идеи извращаются соратниками вождя. Чапаев считал, что в руководстве партии засели предатели, которые используют красивые лозунги для прикрытия своих преступлений против народа. Его уничтожение продолжалось, только теперь этим руководил уже не царь и его подручные в генеральских мундирах, а председатель Реввоенсовета Троцкий. Василий Иванович пришел к такому выводу, уже будучи комдивом. И с тех пор его главной задачей стало не только укрепление революционной России, а и спасение от гибели солдат, служивших под его началом, и мирных жителей в местах, где действовала чапаевская дивизия.

Слава Чапаева росла и дошла до Реввоенсовета, возглавляемого Троцким, рассматривавшим действия Чапаева как партизанские. Он даже письма писал Василию Ивановичу как командиру партизанского отряда. Троцкий жаждал заставить строптивого комдива выполнять его людоедские приказы, приводившие, как правило, к гибели тысяч ни в чем не повинных людей. Раздосадованный Троцкий поехал «в гости» к Чапаеву в город Николаевск, переименованный в Пугачев. Поехал... на двух бронепоездах, чтобы арестовать, а еще лучше — уничтожить своевольного командира, не желавшего исполнять преступные директивы псевдобольшевика.

Когда из бронепоезда выехал броневик «Черепъ», на который взошел Троцкий, Чапаев стал докладывать «о борьбе с контрреволюцией», вытянувшись по стойке смирно. Проницательный главком прекрасно понимал: защитник народа не мог открыто выражать ему недовольство. Свое высокомерие и отношение к комдиву Троцкий выразил весьма красноречиво и своеобразно: приказал подать ему арбуз и ел его во время доклада, смачно выплевывая косточки в сторону Василия Ивановича. Чапаев со всепонимающей улыбкой продолжал рапортовать. Это еще больше вывело из себя Троцкого, но, глядя на огромные толпы народа, выражавшего искреннюю любовь к Чапаеву, он понял, что того нельзя арестовывать. В этом случае по всему Поволжью поднимется бунт, который может дойти до Гурьева, где добывается нефть, и тогда по вине Троцкого большевистская Россия останется без топлива. Оценив ситуацию, Троцкий оставил свой арбуз и тут же на месте наградил «красного командира» за защиту великих завоеваний революции серебряной шашкой и золотыми часами. Лев Давыдович даже соизволил посетить дом Чапаева. Там он пил чай, приветливо разговаривал с хозяином и домашними. Вышли из хаты они в обнимку: Троцкий демонстрировал свою любовь к комдиву... Однако, вернувшись в Москву, он тут же провел совещание Реввоенсовета, и его члены подписали приказ... о расстреле Василия Ивановича. Создатели такого приказа прекрасно понимали, что от этого командира исходит смертельная опасность для них, но очень боялись открыто привести в исполнение свой приговор. Это грозило серьезными волнениями. И тогда решено было попросту убрать военачальника из армии, заменив расстрел... учебой в военной академии.

Сначала Чапаев поддался на эту провокацию, но через три месяца понял: пока он здесь протирает штаны, враги России сводят на нет все, что он сделал в Поволжье для защиты народа. Красный командир, не без вызова, начал ходить в академию, повесив на грудь четыре Георгиевских креста и медаль, ясно давая понять, что он воюет. На все просьбы о возвращении в действующую армию ему отвечали отказом, и тогда он отправился к Ленину, который испытывал симпатию к славному командиру. Специальным письмом Владимир Ильич отозвал Чапаева из учебного заведения. «Таким, как Чапаев, сейчас место на фронтах, а не в академиях», — писал Ленин.

Василий Иванович ушел из академии, и троцкистский Реввоенсовет начал готовить свой тайный план уничтожения народного героя. Одно предательство следовало за другим.

«Всем, всем, всем! Командирам и комиссарам! — писал Чапаев в телеграммах. — Я обманут мерзавцем Хвесиным (командующий 4-й армией, в которую входила дивизия Чапаева). Брошен на съедение противнику. Если нужна моя жизнь, придите и заберите. Но зачем подвергать таким мукам вверенных мне людей?»

Его врагов только обрадовали эти телеграммы, и помощи он не получил никакой. Но вскоре предателя убрали, и командующим 4-й армии назначили Михаила Фрунзе, который очень любил комдива и считал Василия Ивановича великим стратегом.

Увы, до любящего командарма было далеко, он не мог защитить Чапаева от подчиненных, среди которых было немало предателей и просто жуликов, подосланных из Москвы. Их стараниями штаб дивизии Чапаева то и дело отрезали от основных сил — так, чтобы на него наступал противник, в десятки раз превосходивший горстку красноармейцев. Но каждый раз Чапаеву удавалось чудесным образом перехитрить и разбить превосходящие силы белых.

Наконец, Троцкий преподнес Василию Ивановичу последний «подарок»: четыре аэроплана, якобы для разведки. Летчики бодро докладывали комдиву, что вокруг все спокойно, а на самом деле со всех сторон стягивались огромные силы противника, которым авиаторы тайно подсказывали путь. В результате штаб дивизии опять как бы случайно отрезали от основных сил. Отрезали, когда с комдивом осталось всего несколько бойцов учебной роты. Все они во главе со своим командиром были обречены, но храбро приняли последний бой и погибли как герои. Помощь пришла слишком поздно.

Дико сегодня слышать о планах нынешних «дерьмократов» установить памятник Троцкому — главному идеологу троцкизма, предателю революции, дела русского народа. Но это и не удивительно. Нынешние господа торопятся воздать почести своим кумирам. Очень торопятся — век их недолог...

Господа, соорудите пьедестал пониже, чтоб поудобнее было плюнуть в физиономию этого черного ворона, летавшего под видом «альбатроса»!

А. Журавлев,
кадровый военнослужащий в отставке