В Ленинградском морском порту, как ныне во многих городах и весях нашего многострадального Отечества, возник острый социально-трудовой конфликт. В ходе чубайсовской приватизации порт как единый могучий хозяйственный организм был ликвидирован, его четвертовали на пять частей, — на пять стивидорных (грузоперевалочных) компаний, чтобы каждую сцапал тот, кому укажет Рыжий приватизатор, о котором давно скучают Карловы Нары. Но немалыми усилиями удалось сохранить единую профсоюзную организацию, во главе которой сейчас стоит Александр Моисеенко.
Суть конфликта в том, что в стивидорных компаниях настало время заключать новые коллективные договоры, и докеры, их профсоюз хотят, чтобы эти договоры были лучше прежних (ведь и Конституция предусматривает постоянное улучшение жизни народа) или защищали бы их интересы по крайней мере не хуже прежних. Поэтому они настаивают на том, например, чтобы был пункт повышения уровня реального содержания заработной платы, чтобы зарплата опережала инфляцию, хотят не просто учёта мнения профсоюза, а согласования с ним некоторых важных вопросов, в частности, увольнения работников и т.д. С двумя из трех собственников чубайсовых обрубков договорились и документы подписаны. Конфликт возник с третьим собственником, В.Лисиным, недавно перекупившим три чубайсовских обрубка порта.
В спецвыпуске «Докер» газеты «За рабочее дело» сами докеры пишут: «Администрация выставила проекты коллективных договоров, значительно ухудшающие наше положение по сравнению с прежними договорами. Она стремится «опустить» нас — урезать зарплату, повысить нормы, снять социальную защищенность, словом, — низвести нас до уровня рабочей скотины» («За рабочее дело» № 8). И добавляют: «В первую очередь очень хочется администрации в единоличном порядке увольнять, сокращать нас». И это понятно: как заманчиво владельцам иметь возможность по своему желанию изгонять с работы прежде всего «смутьянов» и «строптивцев», мешающих произволу. Докеры, как пишут, не раз слышали, например, от бывшего генерального директора «Первая стивидорная компания» Б.Ослана, что «их, дармоедов, слишком много». Дескать, хорошо, если бы стояли они за воротами, а он, как барин, выбирал бы, тыкая пальцем: сегодня будешь работать ты, ты и ты, а остальные — по домам, и ждите, когда кликну.
О конфликте в Санкт-Петербургском морском порту объективную информацию давали телевидение и радио, солидные газетные издания. В поддержку и защиту докеров выступили ряд газет Ленинграда и Москвы. Так, 11 августа «Правда» писала, что означенный Лисин «пытается с помощью продажной прессы навести в порту свои порядки и поставить докеров в такое же униженное положение, в какое он поставил трудящихся в других отраслях своего бизнеса, например, на Новолипецком металлургическом комбинате».
Для понимания всей картины противостояния мне представляется целесообразным обратить взгляд прежде всего как раз на упомянутую «продажную прессу». Как говорится, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Еще вернее: скажи, кто тебе служит…
Главным и неутомимым защитником владельцев и злобным врагом докеров объявился некто Александр Алексеев, которого до сих пор никто не знал и нигде не видел. Он напечатал ворох статей в ленинградской рекламной газете «Метро» и местном дочернем варианте московских «Аргументов и фактов». Почти все статьи — «на правах рекламы» (что рекламируют?). Полоса рекламы стоит в газете «Метро» 195 тысяч рублей, а его статьи — то на целую полосу, то на полполосы. Не надо быть мудрецом, чтобы понять: не сам же А.А. каждый раз выкладывает эти немерянные тысячи, чтобы молвить миру гневное слово «выстраданной правды», а тот, кому эта «немерянная правда» позарез нужна.
А.А. — журналист одного образца и калибра с такими московскими джигитами пера, как Марк Дейч и Александр Минкин из «Московского комсомольца»: такое же всезнайство на почве лихорадочной нахватанности, такой же нахрап, такая же злобность, а главное — общая ненависть к советскому времени, трудовому народу и вранье о нём. Словом, банальный холуй.
Но как он лезет из кожи вон, чтобы изобразить себя интеллектуалом новой России! Каких только нет в его писаниях исторических персонажей, знаменитых имён, лихих сравнений, эффектных цитат, литературных образов!.. От Герострата до Путина, от Шекспира и Гамлета («Не ладно что-то в Датском королевстве») до Маяковского («Простое, как мычание»), от Брейгеля Мужицкого до Окуджавы («комиссары в пыльных шлемах»), от баснописца Крылова («И я пахала!») до американца Сэлинджера «(Над пропастью во ржи»), от Гоголя («Грустно жить на этом свете, господа») до Пастернака («Какое, милые, у вас тысячелетье на дворе?»), от Маркса до блатной фени ( «Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал»), от декабриста Одоевского («Из искры возгорится пламя») до Горького («Безумству храбрых поем мы песню!»), от «Коммунистического манифеста» до «Камасутры»…
Видимо, расчёт был на то, что простому докеру в борьбе за свои права не устоять под натиском столь грандиозной эрудиции! Но Алексеев не соображает, что у докеров эрудиция не меньше. Тем более, что всё у Алексеева уж так затаскано и замусолено.
Например, одну статью А.А. озаглавил «Над пропастью во лжи». Когда-то было остроумно, но ведь с тех пор, перефразируя заглавие повести американского писателя, уж кто только не озаглавливал именно так свои разного сорта писания! И повесть-то давно забыта, да и читали ли её докеры, люди иного поколения, чем те, кто увлекались ею?
А вот, желая прослыть не только эрудитом, но еще и остроумцем, другую статью А.А. озаглавил «По ком плачет «Камасутра». Я тут ничего не понял, а только заподозрил, что это опять натужная словесная проделка, на сей раз — на мотив романа Хемингуэя «По ком звонит колокол». Но что за «Камасутра»? В словарях не нашел. Пришлось расспросить образованных знакомых. Оказывается, это довольно известная в определенных кругах индийская книга о маленьких хитростях большого секса. Я-то прожил жизнь без в общем хитростей. Ну ладно, усёк. Однако почему эта книга плачет? И о ком — о докерах, которые в большинстве своём, поди, тоже без хитростей обходятся и слышать не хотят о заморской вспомогательной инструкции?
Над многими именами Алексеев, разумеется, изящно иронизирует, цитаты, похохатывая, выворачивает наизнанку, литературные образы трансформирует, трансплантирует и трансфузирует, однако же…
Приглядевшись, вдруг обнаруживаешь удивительные вещи. Он пишет, например, смело врубаясь в глубину веков: «В свое время в Англии тоже (т.е. как сейчас в Ленинградском порту? — В.Б.) была организация (луддиты), которая противилась внедрению новых норм. Напропалую крушила машины и станки. Может, председатель профкома Моисеенко и сотоварищи тоже хотят этим заняться? Но остановить прогресс луддитам не удалось. И слава Богу! Англия живет сейчас в разы лучше нашего. Не остановит прогресс и портовый комитет».
Во-первых, сударь, луддиты боролись не против новых норм, а против введения самих машин, ибо это многих обрекало на безработицу, потому они и ломали машины. Во-вторых, никакой организации луддиты не имели, это был стихийный трагический протест против наступления нарождавшегося капитализма на трудящегося человека. А у ленинградских докеров — слава Богу! — организация есть. Это и пугает ваших хозяев и вас лично. Тем более, что организаций, защищающих интересы трудящихся в стране становится всё больше. Наконец, приписывать докерам луддитские намерения ломать портовые машины есть не что иное, как провокация и глупость, ибо придет время, и сам порт, и все его машины снова будут принадлежать народу. Это опять-таки очень страшит вас.
А что касается Англии, то она живет «в разы лучше» не благодаря жестокой расправе над луддитами — это лишь один очень давний и наивный эпизод борьбы трудящихся. А разбогатела Англия на таких делах, как работорговля и пиратство, в которых принимала участие даже королева Елизавета, ограбление народов и стран, которые в разы и разы превосходили её по территории и населению, стоит только вспомнить хотя бы Северную Америку, Индию, Австралию. А до этого вселенского разбоя, да поначалу и одновременно с ним, в стране то и дело вспыхивали отчаянные восстания крепостных крестьян, например, против пресловутого огораживания. Это то самое, что с опозданием лет на пятьсот мы видим сейчас у себя: кровососы-нувориши, вроде Чубайса, Касьянова и Солженицына, захватывают или получают в дар от властей близ Москвы и других городов лучшие земли, огораживают их трехметровыми заборами, но не разводят там овец, как английские кровососы, а строят трехэтажные дворцы, нанимают вооруженную охрану с цепными псами и кайфуют, — а тебе, крепостной, уже нет прохода ни в лес, ни к реке, ни на кладбище к могиле родителей.
В Англии огораживание было одной из главных причин народных восстаний. Крупнейшие из них — восстания Уота Тайлера (1381), Джека Кеда (1450), Кета (1549), а также многочисленные восстания на национально-религиозной почве в Ирландии и Шотландии… Все они жестоко подавлялись. А в 1639 году — Гражданская война, которая очень скоро переросла в первую великую революцию в Европе, — так в истории бывает (как и наоборот). И началась революция, между прочим, с казни главного советника самодурного короля по делам администрации. Сей факт следует помнить всем советникам, пособникам и защитникам самодуров. В Англии процесс огораживания привел к ликвидации крестьянства («овцы съели людей») и появлению множества бездомных бродяг, по-нынешнему бомжей, против которых были приняты жесточайшие законы. Их сделали нищими и их же стали преследовать вплоть до смертной казни. А у нас есть угроза, что «новые русские» съедят просто русских, если не объявится Уот Тайлер или Стенька Разин, Джек Кед или Владимир Ленин.
А что касается нынешней сытости «бульдожьей Британии», то тут есть, конечно, и другие причины, кроме названных. Например, более тысячи лет, со времени Вильгельма Завоевателя (1066 г.) на её землю не ступала нога вражеского солдата. Воевать же она частенько ухитрялась чужими руками. Так, великая армия Наполеона была в 1812 году разбита и погибла в России. И Веллингтону в 1815-м ничего не оставалось, как только под Ватерлоо снять пенку с Бородино, Малоярославца, Березины и со всей русской победы. И во Второй мировой гордый Альбион лет пять отсиживался за Ла-Маншем, аплодируя истекавшей кровью России. Итог потерь известен: 360 тысяч и 27 миллионов.
А кроме того, «разы» объясняются также и тем, что после немцев на Россию нагрянуло еще более опустошительное нашествие «демократов», которые до сих пор оккупируют, грабят и душат страну. Алексеев не соображает, что всё это имеет прямое отношение к тому, кто как ныне живет.
Осведомленность журналиста в затронутых им вопросах, как видим, вызывает горькое сожаление. Но, может быть, защитник владельцев трёх компаний порта пограмотней в делах иного рода и не таких далёких, как луддиты и Кромвель? Куда там! Оказывается, не знает даже, кто автор «Коммунистического манифеста». Или вот пишет: «Владимир Ульянов сам лично никогда не бастовал, а лишь энергично подзуживал к забастовкам трудящийся люд. Беспроигрышная позиция». Кто подзуживает А.А. на такие глупости? Доллар! А ведь глупость-то редкостная, ибо, во-первых, «беспроигрышная позиция» стоила Ленину нескольких покушений, в том числе двух отравленных пуль Каплан, тяжелой болезни и ранней смерти. Интересно, что из этого хлебнул Алексеев в своей героической позиции прихвостня.
Во-вторых, забастовки, восстания и даже гражданские войны случались на Руси не реже, чем в Англии, задолго до Ленина. И кто же подзуживал, например, Болотникова, Булавина, Разина, Пугачёва, декабристов? Может, Виктор Тюлькин? Кто разжег три революции? Уж не Виктор ли Анпилов со своими неистовыми старушками? Нет у Алексеева ответа!
А что значит «Ульянов не бастовал»? Как может бастовать политик, мыслитель, публицист? Это обвинение А.А. сродни недавней вспышке гнева его московского брата по разуму Минкина по поводу того, что во время войны Верховный Главнокомандующий И.В.Сталин подзуживал армию идти в наступление, а сам в штыковые атаки не ходил, и потому «ни один волос не упал с его головы». Будто сам Минкин аж облысел в рукопашных боях.
О Ленине еще такое отчебучил А.А.: «Владимир Ильич в своё время энергично ратовал за поражение в войне своей родной страны, где родился и получил образование». Это любимейшая чушь олухов демократии, которые почему-то родились и получили образование именно в России. Это для них, ну просто как сахарная косточка для голодного Барбоса. Последний раз я созерцал по телевидению, как эту косточку радостно грыз известный ГрЫзлов.
Ленин писал: «Троцкий запутался в трех соснах. Ему кажется, что желать поражения России значит желать победы Германии». Девяносто лет прошло, а им, неотроцкистам в Думе и вне её, это до сих пор все кажется! Ленин: «Чтобы помочь людям, не умеющим думать, Бернская резолюция (№ 40 «Социал-Демократа») пояснила: во всех империалистических странах пролетариат должен теперь желать поражения своему правительству» (ПСС, т. 24, с. 221). В конкретных исторических условиях это была форма борьбы против мировой войны, надежда её предотвратить.
Думаю, что и ГрЫзлов, и А.А. всё равно ничего здесь не поймут. Ведь вот что еще говорит этот троцкист: «На то и демократия, чтобы человек думал своей головой». Чучело! Человек должен думать всегда — при демократии, плутократии, охлократии, при царизме, капитализме, социализме, в юности, в зрелости, в старости — всегда! А он, как видим, стал думать только теперь, когда Ельцин возгласил: «Демократия! Ура!»
И что же А.А. надумал своей головой? Прежде всего, что «Выстрел «Авроры» стоил России 70 лет разрухи». Да разве это в твоей голове родилось, сердешный? Нет, в черепушке девицы Новодворской. Да и она тоже не сама родила, а сперла у Радзинского, любимца богов, и его читателей, те — у Солженицына и т.д. Но надо бы кому-то из вас всё-таки объяснить, почему да отчего при виде нашей разрухи полмира ликовало, а полмира, в том числе Америка, в страхе злобствовало. Это с одной стороны.
Но с другой, ведь сам же А.А. пишет о советском времени: «Великие трудовые свершения, о которых мы слышали с пеленок и которые наблюдали воочию. Они ведь никуда не исчезли». Так что же такое советское время: разруха или великие свершения, которые, как уже сказано, полмира приводили в восторг, а полмира — в бешенство? Не может сообразить А.А. Брякнул, но что, сам не понимает. А ведь если бы эти свершения не наблюдал только со стороны, как паразит, а участвовал в них, скажем, плечом к плечу с теми же докерами, то, глядишь, и соображать научился бы.
С Алексеевым нередко так случается: то говорит одно, то прямо противоположное. Например, то нарадоваться не может, какая ныне прекрасная жизнь, то вдруг объявляет, что мы «страну потеряли». То, скорчив мину миролюбия, мурлычет: «Не будем бросать камни в огород профсоюзных лидеров». Больше того: «На их месте каждый из нас (паразитов — В.Б.) поступил бы так же». И вдруг в этой же статье — град камней, пивных бутылок, комьев грязи в них: «Профсоюзные лидеры — люди верткие и хваткие» … «Их основная работа — покалякать с докерами за жизнь»… «Может статься, профсоюзы вообще исчезнут за ненадобностью»… «Портовый комитет брызжет пролетарской слюной»…
Вот такой огород городит А.А., глотая буржуазные слюни восторга. Но сквозь весь умственный сумбур и лакейские прозрения у А.А. все же отчетливо видно главное — страх перед тем фактом, что о времени великих свершений «тоскует не один Моисеенко». Да, тоскуют миллионы и миллионы. И как не тосковать, коли, допустим, по средней продолжительности жизни наша страна была тогда в первой десятке, а ныне стоит на 142 месте, мужики не доживают до пенсии. А вот по числу миллиардеров за счёт грабежа ими народа вырвалась на третье место — после США и Германии.
Цепные псы нынешних «хозяев жизни», чтобы придать своим писаниям видимость правоты, часто прибегают к безымянным сплетням, слухам, байкам или без стыда фабрикуют их сами. Так работает на хозяев и А.А.: «Среди докеров ходят слухи»… «Один знакомый докер недавно мне рассказывал»… и т.д.
Этот жульнический приёмчик используется для особенно грязной клеветы на докеров и их профсоюз, например: «профсоюзные дармоеды».
А вот, стараясь убедить читателей в том, что профсоюз просто предал интересы порта и докеров в пользу прибалтийских портов, да ещё за мзду, А.А. пишет опять же безымянно: «Мне называли даже суммы, которые профсоюзные вожди якобы(!) получили от прибалтов».
Будучи хмырём осмотрительным и трусливым, чтобы не угодить под суд, на всякий случай вставил «якобы». И дальше в предположительной манере, но упорно, навязчиво: «Мне кажется(!), какой-то резон в этом рассказе есть». А теперь уже уверенно: «Действительно, это предположение (о мзде) все ставит на свои места». Значит, не предположение, а факт! И тут следует прямое провокаторское подзуживание, как он сам любит выражаться: «Если все так и есть, то докерам ничего не остаётся, как накостылять своим лидерам по шее». Это тем самым, которым, говорил, не надо бросать камни в огород. И ведь обвинял Ленина, что он, мол, подзуживал, а сам оставался в стороне. Вот и покажи сейчас личный пример: костыль в руки и — рысью в Портовый комитет. Нет, не дождемся, больно тяжка лакейская дорога.
В связи с такими алексеевскими призывами Профсоюзный комитет Мурманского торгового порта в своем приветствии докерам Ленинграда пишет: «Братья Питерцы!.. Статьи в «Метро» против ваших представителей, которых вы воспитали и которым доверили организацию вашей профсоюзной работы, вызывают наше возмущение. У нашей организации есть желание встретиться с авторами антипрофсоюзных пасквилей в суде, где мы будем готовы сказать всё, что думаем об их творчестве».
В другой раз, вложив в уста «одному шахтеру» брань в адрес профсоюзных лидеров и леденящую кровь байку, А.А. гневно воскликнул по поводу этой байки; «Признаться, я не поверил. Что за дикость! Такое могло быть лишь в советские времена!» До того, мол, это были дикие времена, а вот теперь у нас — «порядочное общество». Так и сказал: порядочное.
Зачем плевать в историю своей страны? В советские времена, Алексеев, когда вручали премии или ордена Шолохову и Шостаковичу, Твардовскому и Игорю Ильинскому, Улановой и Бондарчуку, Блантеру и Шукшину, — они, не будучи членами американских академий, были всем известны в стране не только по именам и в лицо, — все знали их книги, песни, фильмы, художественные образы, ибо это были поистине народные художники, а не мумии изящества, не мощи изысканности.
А вот сюжет о порядочном нынешнем обществе совсем из другой области. 7 августа в Каракасе, столице Венесуэлы, открылся ХVI Всемирный фестиваль молодёжи и студентов. В нем приняли участие 25 тысяч молодых людей из 120 стран мира, в том числе около ста человек — наша делегация. Раньше западная пропаганда твердила, что это «рука Москвы», «козни Советов». Но вот «Советов» нет, а фестивали продолжаются. Казалось бы, чего ж теперь опасаться нашим «алексеевым»? Но их страшит любое единение под девизом «За мир и солидарность против войны и империализма». И потому на нашем холуйском телевидении — ни слова, ни кадра об этом всемирном событии. Зато со смаком и покажут, и расскажут, как в Нигерии то ли велосипедист задавил носорога, то ли носорог растоптал велосипедиста. И когда во время фестиваля, 16 августа, в небе Венесуэлы произошла авиакатастрофа, об этом тотчас поведали все телеканалы. Таково порядочное демократическое общество…
Теперь сюжетик еще красочней. Какой-то заезжий прохвост 11-летнюю москвичку Валю при попустительстве её бабки сделал матерью. И порядочный А.Малахов приглашает её с бабкой на порядочный государственный телеканал в программу «Пять вечеров», и идет о них порядочная передача как о героях времени. В конце этот Малахов объявляет: «В следующей передаче мы расскажем о 13-летнем сутенере». А в «Московском комсомольце» — портреты малолетней мамы-рекордсменки крупным планом на первой полосе. Там же — рассказ о другой девочке, за одну ночь удовлетворившей 64 мерзавца. Еще раньше в том же «МК» был репортаж с фотоиллюстрациями об эстрадной певичке Н.К. (в газете все имена даны полностью) в момент экстаза прямо на палубе теплохода под открытым небом с известным композитором.
А о «деле Петраковского» вы, Алексеев, слыхали? Под вывеской модельного агентства «Элита-Мода» он устроил предприятие поточной детской проституции, где, допустим, за две тысячи долларов клиенту предоставлялась малолетняя девственница.
Так что же из этого кошмара, устроенного выблядками человечества, свидетельствует о порядочности?
Будучи уверен, что его поселили в порядочном демократическом обществе улучшенной планировки, Алексеев ужасно негодует, когда слышит «о «вечном антагонизме» между трудом и капиталом». Он изумленно восклицает: «Позвольте, господа хорошие, какой век на дворе? Двадцать первый. Была возможность убедиться: антагонизм и вражда не приносят никаких дивидендов ни труду, ни капиталу, ни хозяину, ни работнику, а оставляет после себя лишь развал и разруху. Мы испытали это на собственной шкуре».
Никакого антагонизма, одно только извлечение взаимной выгоды и удовольствия посредством объятий и поцелуев. Такие слова, как «буржуй», «хищник», «кровосос» Алексеев всегда берет в кавычки, иронизирует: откуда, мол, взяли вы хищников среди деловых людей, в славной семье порядочных новых русских? Даже такую картину рисует: «Ведь «кровосос» в силу своей порядочности не может не платить зарплату тем, кто не бастует». Как же, социальное партнерство! И это холуй говорит нам, говорит в стране, где работающие безо всяких забастовок люди то и дело лишь голодовкой вышибают свои многомесячные заработки, которые кровососы в силу кровососной «порядочности» не выплачивают им.
Что ещё, Алексеев, вы скажете о социальном партнерстве? Он лепечет: «Это понятие введено в Трудовой кодекс Российской Федерации. Но портовый комитет профсоюза докеров, похоже, в него не заглядывал». А ведь Портовый комитет к социальному партнёрству хозяев не только призывал, но и предлагал важнейший инструмент такого партнёрства — коллективный договор, улучшающий положение работников и одновременно обеспечивающий рост прибыли хозяев.
Но Алексеев всё твердит о порядочности и честности своих нанимателей, администрации ОАО «Морпорт СПб», всё мурлычет: «Сомневаться в честности их намерений нет оснований. Руководители компаний знают жизнь, что называется, изнутри». Полупочтеннейший, во-первых, знание жизни вовсе не является гарантией честности. Разве, допустим, маршал Петен и генерал Власов, Ельцин и Яковлев, Джек Потрошитель и Чикотило плохо знали жизнь? Наоборот, умели внушить доверие, привлечь к себе. Во-вторых, намерения — это нечто неосязаемое. Каковы были истинные намерения Горбачева, когда он возглашал: «Больше социализма!»?
Но Алексееву так полюбилось это эфемерное понятие: «Новые акционеры намерены вложить в развитие порта миллионы. Значит(!), условия труда будут год от года улучшаться, будет расти и зарплата… А отдача? Производительность труда не движется вперед. А порой даже падает».
Нет, сударь, даже из самых благих намерений вовсе не следует «значит». И докеры это прекрасно понимают, потому и требуют гарантий. Вот что они говорят: «Администрация жадничает, экономит на том, на чем нельзя экономить… Из года в год она не только не перевооружает работников должным образом новой техникой, но и не обеспечивает компанию грузопотоком в полном объеме. Достаточных стимулов для роста производительности труда нет: за предыдущие годы не было реального роста заработной платы» («За рабочее дело» №5).
Алексеев, понятное дело, пытается противопоставить профсоюзных лидеров и докеров, изображая первых шкурниками, предающими интересы коллектива. Но докеры отвечают внятно: «В желтой прессе развязана разнузданная кампания против профсоюза и его лучших представителей. Но время геббельсов прошло, народ поумнел. Наши профработники все — бывшие докеры и на собственном горбу изведали докерский труд. Они могут и ошибаться, но это ошибки другие, чем ваши, господа. Мы за них сами строго спросим и, если надо, направим снова в трюм. Так уже бывало не раз» («За рабочее дело» №8).
Алексеев в меру отпущенного ему «остроумия» раз за разом твердит, что, мол, лидеры профсоюза ведут себя в конфликте так несуразно, что он не сомневается — им требуются «люди в белых халатах», психиатры. Я на месте докеров за это оторвал бы Алексеева от письменного стола и прямехонько отправил работать именно в трюм, притом — в рефрижераторный. А это — почти замкнутое пространство, где мороз 18–20 градусов да еще работают дизельные погрузчики, доводящие концентрацию выхлопного газа до уровня в 2–3 раза выше нормы. Вот пусть бы хлебнул докерского труда, прежде чем изображать их баловнями демократии и социального партнёрства, зарплате коих «завидуют многие». Между прочим, докер Ю.Рысев, прочитав в статье Алексеева, что он зарабатывает 26–28, а то и 32 тысячи, ужасно испугался, как бы эта статья не попалась на глаза жене. Она, чего доброго, может спросить: «Ты, что, милок, вторую семью содержишь тайно от меня и от профсоюза?»
Казалось бы, знакомством с Алексеевым можно и ограничиться: ясно же, что такой человек не может отстаивать справедливое дело, такой журналист не способен бороться за правду. Его защита лишь дискредитирует подзащитных. Но нельзя не принять во внимание, что А.А. работает не один.
Его героическую эстафету на высшем, уже московском уровне, то есть на страницах многомиллионных «Аргументов и фактов» (№ 30) подхватил сам генеральный директор ОАО «Морской порт Санкт-Петербург» С.Челядин. Он родом из Липецкой области, по образованию юрист, никакого конкретно-реального отношения к портовому хозяйству, к трюмам и погрузчикам никогда не имел, хотя — член Совета директоров Туапсинского порта. В ельцинско-путинскую эпоху юрист сделал блестящую карьеру, превратившись из тихого юрисконсульта в директора по управлению недвижимым имуществом и ценными бумагами ОАО «Новолипецкий металлургический комбинат», что дало основание «Коммерсанту» назвать его «металлургом». Так и меня можно назвать мореходом, поскольку у меня есть калоши. А еще Сергей Валентинович состоит членом Совета директоров нескольких банков, не знаю, каких и где. Ума не приложу, как его хватает на всё от Туапсе до Ленинграда — две с гаком тысячи верст!
Первое, что бросается в глаза при чтении его выступления в «АиФ», — всё это уже знакомо по статьям Алексеева. Прежде всего, — то же высокомерие по отношению к профсоюзу. Его лидеры, мол, не понимают «азы, элементарные правила менеджмента», и для них главное — «чтобы профлидер мог на том или ином документе поставить закорюку».
А может, это Алексеев Челядину писал, прибегая к высокому искусству демагогии? Допустим, в прежнем договоре было записано, что если человек появился на работе в нетрезвом виде, а до этого два года не имел взысканий, то уволить его можно лишь по согласованию с профсоюзом. Что ж, разумно и гуманно. А Челядин заявил: «Я категорически против этого пункта: значит, каждый(!) работник один раз в два года имеет право прийти в порт пьяным. Какое тут может быть согласование?»
Я думаю, всем приходилось наблюдать такие примерно житейские сцены. К какой-то очереди подходит старый или больной, или куда-то очень торопящийся человек, или женщина с ребенком и просит пропустить без очереди. И обязательно найдётся стервец или стерва, что гневно возопит: «Если каждый будет лезть без очереди!..» Можно подумать, будто впрямь во все очереди ринутся толпы стариков и больных, а на работу в Ленинградский порт ежедневно будут являться сотни пьяных докеров.
А еще С.Челядин, как и наш Алексеев, убежден, что ему посчастливилось жить в цивилизованном демократическом обществе и вот что он, например, говорит: «В цивилизованном обществе споры решаются не количеством децибел, а силой, весомостью и точностью аргументов». И фактов. Децибелы, понятное дело, — у докеров, а у Сергея Валентиновича одни только аргументы и факты — сильные, весомые и точные. Или: «Мы не занимаемся популизмом. Популизм несовместим с рыночной экономикой». Боже милосердный, да и само слово-то «популизм» мы узнали только при ней, при рыночной. А уж какую прорву популистских речей наслушались, на скольких мастеров этого дела нагляделись, начиная с Гайдара, сулившего рай посредством «либерализации цен», и Чубайса с его двумя «Волгами», — ни в сказке сказать, ни пером описать. Вы еще расскажите нам, дядя, что при рыночной экономике нет ни взяточничества, ни проституции, ни бандитизма. Вот мы вас послушаем вместе с докерами…
Но всем известные факты не колеблют уверенности директора в райском характере нашей жизни. И только одно печалит: есть кое у кого в этом прекрасном обществе «лёд недоверия», в том числе и в Ленинградском морском порту у неблагодарных докеров — к заботливым владельцам.
Действительно, есть этот проклятый лёд. После интервью Челядина вряд ли ему будут доверять хотя бы 2 процента докеров. Тем более, что и в этом интервью он сам себе ужасно противоречит, даже опровергает себя. Вот он говорит, что у докеров нет никаких доказательств, будто новый договор ухудшает их положение: «Ухудшает — и всё тут, мы так думаем. Да мало ли кто что думает». Правильно, справедливо. Но тут же слышим, что у него «создаётся ощущение, что для них чем хуже, тем лучше». Что ж получается? Чтобы докерам сделать лучше, надо сделать им хуже? «Думам» докеров он не верит, отвергает их, высмеивает, а своим ощущениям — доверяет полностью. Много ли после этого стоят его заверения: «У нас нет двойных стандартов». Да ведь когда веришь своим ощущениям и отвергаешь чужие, это и есть самый двойной, самый шкурный стандарт.
Упомянутые совпадения с Алексеевым порой имеют почти буквальный характер. Например, тот, как помним, ликовал: «На то она и демократия, чтобы человек думал своей головой, а не кто-то думал за него». Теперь и от гендира слышим: «На то она и демократия, чтобы человек принимал решения самостоятельно, а не кто-то за него»
Или вот Алексеев писал: «Администрация стивидорных компаний готова подписать договор хоть сей момент, но со своими поправками». Теперь слышим от гендира: «Мы готовы подписать договор хоть сейчас, но с учётом своих поправок». А поправки все — на ухудшение жизни докеров. Если первый прямо говорил о необходимости для профлидеров психиатра, то этот намекает на их «невменяемость». Если тот обвинял их в предательстве и подкупе, то этот твердит : «Нечестно, непорядочно. Право, такое впечатление, будто или Челядин выступал в «Метро» под псевдонимом Александр Алексеев, или Алексеев во время интервью сидел под столом Челядина и суфлировал.
Читаем дальше. Директор уверяет: «Наши предложения были отметены с ходу. Никто из профсоюзных лидеров даже не попытался серьёзно вникнуть в их суть… Они заранее внушили себе, что администрация станет их игнорировать». То же самое твердил и Алексеев: «Профсоюзы и слышать не желают!» Это одно. Но важнее другое: почему же по отношению к двум другим администрациям профсоюзы ничего плохого не внушили себе заранее, почему не отмели с ходу их предложения, почему охотно вникли в суть и заключили договоры? Вот загадка!
А как вы, любезный, в свою очередь вникли в суть предложений профсоюза? Профессор Ленинградского государственного университета им.Пушкина А.С.Казеннов в Заключении от 20 июля с.г. на «Протокол разногласий» констатирует: «Из 303 предложений работников представители работодателя по существу принимают во внимание лишь 30. Остальные 273 предложения отвергаются». Вот это, гражданин гендир, и есть «отмести с ходу».
Рассмотрев другие данные, профессор делает вывод: «Представители работодателя не ищут возможностей лучше организовать работу, сделать хозяйство более эффективным… Они фактически заняли позицию борьбы с трудовым законодательством. Они не могут эффективно управлять персоналом и хозяйством в целом и, по-видимому, не желают этого делать». И наконец: «Учитывая большую важность подразделений морского порта для экономической жизни города, было бы целесообразно рассмотреть вопрос о передаче стивидорных компаний, принадлежащих олигарху Лисину в государственное управление Санкт-Петербурга. Это и спасет компанию, и увеличит бюджет города».
Что же делать с теми владельцами и управленцами, которые не могут и не желают работать? Да очень просто: туда же их — в трюм, где так хорошо и много платят! А компании, как советует профессор Казеннов, — Ленинграду, городу-Герою.
Владимир БУШИН
|
|