Каждый раз в очередную годовщину начала Великой Отечественной войны и Дня Победы появляются косяки публикаций, из которых мы узнаем пропасть нового, невероятного, а то и загадочного, словом, поистине захватывающего и о самой войне, и о том, что так или иначе связано с ней. Это мы видим и ныне.
Например, РИА «Новости» распространило статью Владимира Боженкова «О дате нападения было известно заранее». По словам автора, в ней использованы «новейшие данные рассекреченных материалов». Интересно!.. И вот читаем хотя бы такое: «НКГБ смог представить Сталину подробную информацию о неофициальных разговорах немецкого посла Вернера фон Шуленбурга в его резидентуре». И сразу загадка: как это — «в резидентуре»? Есть слово «резиденция» — место (здание) постоянного пребывания того или иного высокопоставленного лица. Есть слово «резидент», оно имеет несколько значений, но в контексте данной публикации это иностранный разведчик, действующий в интересах своего государства в определенном районе чужого. А резидентура — это, так сказать, совокупность всех резидентов в чужой стране, их сеть. Как же мог посол говорить «в его резидентуре»? Как видно, автор думает, что «резиденция» и «резидентура» — это одно и то же. Тут же возникает новая загадка: если не различаешь такие слова, то что заставляет тебя писать о резидентах?
Но читателя больше интересует, конечно, каким образом наши чекисты добывали «подробную информацию» о разговорах Шуленбурга. Даже не информацию, как выясняется дальше, а сами разговоры, их живую запись на пленку. Разумеется, посредством подслушивающих устройств, установленных в резиденции посла. А разве до войны уже были эти «жучки» да «блошки» с булавочную головку? В. Боженков уверяет, что были. Ну ладно. И как же удалось установить их в кабинете посла? О, это невероятная операция! «Контрразведчикам подразделения капитана В. Рясного надо было выманить из дома весь находившийся в нем персонал. И они с этим справились!» — радостно сообщает автор. Да как же, черт возьми, удалось выманить сразу всех, какой цацкой? Ну, это пока не рассекречено, пока военная тайна.
Я лично вполне допускаю такой вариант. 30 апреля, скажем, 1940-го или даже 1941 года капитан Рясной явился в германское посольство, собрал весь персонал и сказал такую речь: «Ну что вы сидите тут, фашистское отродье, преете над своими планами завоевания России. Все равно ваше дело тухлое. Вас ждут разгром под Москвой, побоище под Сталинградом и безоговорочная капитуляция. А у нас завтра первомайская демонстрация. Так что, бросайте-ка вы свои планы и айда с москвичами на Красную площадь!» Немцы дружно закричали: «Зиг-хайль! Зиг-хайль!» и назавтра все до единого дружно явились на демонстрацию. А Рясному только этого и надо было. Его люди тотчас через печную трубу проникли в посольство и беспрепятственно насажали там этих «жучков» видимо-невидимо.
Между прочим, автор уверяет, что в этой довоенной операции по выманиванию из германского посольства всего персонала и установке там «жучков» «активно участвовал будущий Герой Советского Союза Николай Кузнецов. Уже тогда он выступал под именем Пауля Зиберта, командированного в Россию немецкого инженера». Тут, во-первых, не совсем ясно, перед кем же легендарный Кузнецов выступал в Москве под немецким именем. Во-вторых, по нашим давно рассекреченным сведениям, он в ту пору, окончив в Свердловске индустриальный институт, там и жил, а не в Москве.
«Еще сложнее, — продолжает В. Боженков, — обстояло дело со зданием, в котором размещался военный атташе Кестринг: оно постоянно охранялось». То есть как это: атташе охранялся, а посольство не охранялось, что ли? Загадка... Как туда проникнуть? Придумали устроить «в прилегающем доме» аварию канализационной трубы, и во время фальшивых ремонтных работ чекисты, видимо, по этой самой трубе, «сумели проникнуть в подвал немецкого особняка, а оттуда — в кабинет Кестринга, где и установили подслушивающие микрофоны». Видимо, из подвала был прямой ход в кабинет. Прекрасно! Но что же на этот раз ни слова о персонале? Его тоже выманили на демонстрацию, или не потребовалось? Если нет, то почему? Опять тайна? Или еще не время раскрывать и эту?
Много увлекательного сообщает нам автор о плане немецкой агрессии против СССР: «18 декабря 1940 года Гитлер подписал секретную директиву, известную как план «Барбаросса». Отпечатан план был всего в нескольких экземплярах, и почти все они хранились в его сейфе». Это зачем же? Ведь всякий план составляется не для музея, а для того, чтобы его выполнять, поэтому люди, которым это предстоит, должны получить его, проштудировать и начать подготовку к выполнению. Давно несекретные сведения, которыми на сей счет располагаем мы, право, гораздо более правдоподобны. По ним, план «Барбаросса» был изготовлен в девяти экземплярах, из которых три были переданы именно тем, кому предстояло его выполнять: главнокомандующим сухопутных войск, военно-воздушных сил и военно-морского флота, остальные экземпляры хранились не у Гитлера в сейфе, а в штабе ОКВ (Верховного главнокомандования вермахта). Известно, что Гитлер заявил в свое время: «Я не повторю ошибки Наполеона. Когда пойду на Москву, я выступлю достаточно рано, чтобы достичь ее до зимы». Как видно, Гитлер не понимал, в чем состояла ошибка Наполеона: ведь он достиг Москвы в самом начале сентября, когда зимой и не пахло. Зима настигла его не тогда, когда он шел к Москве, а когда отступал, она лишь довершила его крах. Главная ошибка Наполеона состояла в том, что он не знал России, не знал русского народа. Как не знал и не мог постичь Гитлер, который незадолго до самоубийства сказал: «Мы распахнули дверь и не знали, что за ней находится. А ведь как тщательно готовились!..»
Известно, что первоначально дата нападения была назначена на 15 мая, но в самом конце апреля она была перенесена на 22 июня. И это было сделано, но не с бухты-барахты, не по наитию, а после тщательного взвешивания всех обстоятельств, в частности, надо было дать время, чтобы отдохнули и успели к нашим границам войска, принимавшие участие в агрессии против Югославии и Греции.
Читаем дальше и все больше глазам не верим. Господи, чего только нет в новейших рассекреченных документах, которые В. Боженков почему-то ни разу не называет! Оказывается, что и «само название — план «Барбаросса» — появилось на свет уже после войны». Где появилось? Кто явил? Неизвестно. Но все равно увлекательно и непонятно. В самом деле, план нападения Германии 1 сентября 1939 года на Польшу имел кодовое название «Вайс», план нападения 9 апреля 1940 года на Данию и Норвегию назывался «Везе-рюбунг», план нападения 10 мая 1940 года на Голландию, Бельгию и Францию — «Гельб», на Англию — «Зеелеве», на Грецию — «Марита», на Крит — «Меркурий» и т. д. Словом, все фашистские агрессии получали кодовое название заранее, при выработке плана, а вот агрессии против СССР кто-то дал имечко лишь после ее полного краха и смерти. Да почему же, если ведь и отдельные операции против нас немцы так или иначе кодировали, например: «Тайфун», «Цитадель» и т. д.
И откуда в таком случае мы на фронте знали про план «Барбаросса»? Ведь никто из нас не присутствовал, допустим, на совещании в Берхтесгадене 3 февраля 1941 года, когда Гитлер, такой же любитель роковых зрелищ, как Нерон, в предвкушении великого эффекта заявил: «Когда начнется осуществление плана «Барбаросса», мир затаит дыхание и замрет». Никто из нас, фронтовиков, не читал тогда и директиву ОКВ от 15 февраля 1941 года по дезинформации, где говорилось: «Цель дезинформации состоит в том, чтобы скрыть подготовку к операции «Барбаросса». Это главная цель и должна лечь в основу всех мероприятий по дезинформации противника». Наконец, никто из нас не держал в руках и директиву ОКВ № 32, которая называлась не как-нибудь, а «Подготовка к периоду после осуществления плана «Барбаросса», и была разослана главнокомандующим родами войск 11 июня 1941 года. Да, никто не присутствовал в Берхтесгадене, никто не читал, не держал в руках названные директивы, а о плане «Барбаросса» знали! Вот загадка... но что говорить о загадках в писаниях рядовых журналистов, если гораздо больше тайн, странностей, удивительных заявлений, относящихся к предвоенному времени и к эпохе Великой Отечественной войны, обрушивают на нас авторы, коих мы чуть не ежедневно лицезрим на экранах наших телевизоров.
Очень известный политический деятель, говоря о культурной политике и патриотическом воспитании в предвоенные годы, не так давно со страниц весьма многотиражной газеты уверенно заявил: «Повторю еще раз: попытка принизить все (!) в дореволюционной российской истории была одной из грубейших ошибок». И привел такой пример этого: «О Пушкине как о великом русском поэте заговорили только в начале 30-х годов». У этого политика есть советники, помощники, консультанты, даже какие-то аналитические центры. За что они получают зарплату, если никто не подсказал, что попытка принизить Россию была, и не одна, но если говорить о Пушкине, то не в двадцатые годы, а еще задолго до революции, например, появились глумливые статьи Писарева о великом поэте. И всего за несколько лет до нее раздавались безумные призывы «Сбросить Пушкина и Достоевского с парохода современности!». А после-то революции нечто подобное было просто невозможно. Даже самый большой бунтарь, прозрев, почтительнейше склонял голову у памятника поэту и просил:
Александр Сергеевич! Разрешите представиться:
Маяковский. Дайте руку! Вот грудная клетка...
А ведь это было еще до тридцатых годов.
Но уважаемый товарищ стоит на своем и продолжает в том же самом духе: «Сталин вспомнил об истории наших предков и наших славных полководцев только тогда, когда Гитлер подошел к стенам Москвы». Ну, во-первых, ближе, чем на 27 километров (поселок Красная Поляна) Гитлер «к стенам Москвы» не подошел. А во-вторых, неужто советники да консультанты и слыхом не слыхивали хотя бы про записку Сталина «О статье Энгельса «Внешняя политика русского царизма»? 19 июля 1934 года эта записка была разослана членам Политбюро и, в сущности, имела директивное значение. В ней корректно, но жестко автор дал отпор оскорбительным выдумкам о нашей истории. Это патриотическое выступление генсека ЦК ВКП(б) против классика марксизма № 2 можно понять и оценить только в контексте того времени. Позже записка была опубликована в журнале «Большевик» № 9 за май 1941 года, когда никакой Гитлер «у стен Москвы» не стоял.
Но автор продолжает именно о тех днях, о декабре 1941 года: «В какие-то немыслимо короткие сроки были поставлены прекрасные спектакли и фильмы об Александре Невском, Дм. Донском, о Куликовской битве. Тем самым удалось оживить в народе историческую память». А до этого историческая память русского народа была, видите ли, мертва. После таких открытий я бы всех советников просто разогнал. В самом деле, ведь, например, знаменитый фильм «Александр Невский» Сергея Эйзенштейна был поставлен не в немыслимой спешке декабря 41-го года, а в «спокойном» 1938-м, не менее великолепная картина Владимира Петрова «Петр Первый» вышла еще раньше. В довоенную пору появились и «Петр Первый» Алексея Толстого, и «Севастопольская страда» Сергеева-Ценского, и «Дмитрий Донской» Сергея Бородина, и поэмы «Ледовое побоище» и «Суворов» Константина Симонова, и пьеса «Фельдмаршал Кутузов» Владимира Соловьева, и многое другое в этом же роде. Так что, нет, не спали художники и не спали руководители страны, коммунисты, как спят или хлопают ушами нынешние правители.
Я уж не говорю о таких выдающихся явлениях советской и мировой литературы довоенной поры, посвященных недавнему историческому прошлому народа, как романы «Тихий Дон» Шолохова, «Хождение по мукам» Толстого, «Как закалялась сталь» Островского, выдержавший к 1940 году сорок изданий. И эти произведения о прошлом говорили о любви к родине, воспитывали граждан своего отечества. И все они издавались огромными тиражами, читатели, зрители имели свободный и широкий доступ к ним, а их создатели получали не рахитичные подачки Букера или Сороса в заморских долларах, что тогда и в голову никому не могло прийти, — они получали почетные звания, ордена и весомые Сталинские премии в 50-100 тысяч родных русских рублей, что по тем временам было весьма неплохо. Нет, коммунисты хорошо знали, какое искусства надо поощрять в интересах народа, страны, и умели это делать.
Но самое удивительное вот: «Давайте вспомним: когда фашист припер народ к московской стенке (все-то ему стенка мерещится! — В. Б.), даже Сталин вызвал всех (!) священнослужителей и сказал: что будем делать?» Нет, я поспешил с его советниками: их надо бы не разогнать, а под суд отдать за невежество и злоупотребление служебным положением.
Действительно, во-первых, Сталин, разумеется, не вызвал священнослужителей, как наш политический деятель вызывает своих консультантов, а пригласил. Во-вторых, пригласил для беседы, конечно же, не всех, а лишь трех высших иерархов во главе с митрополитом Сергием, будущим патриархом. Ну, а главное, как могла прийти человеку в голову мысль, что в декабре 1941 года у Сталина других дел не было или ничего другого не оставалось, как только вести такие беседы? Давно опубликован журнал посещений кабинета Сталина в Кремле. Так приказал бы своим советникам хоть туда заглянуть, что ли...
Но что дальше? Слушайте: «Затем все (все священнослужители во главе с товарищем Сталиным, так? — В. Б.) отслужили молебен по Сталинградской битве и по многим другим нашим победам». Это несколько загадочно, ибо тогда в пору было молиться о победе под Москвой, а Сталинградской битвой в те дни и не пахло. Но это мелочи. Судя по всему, автора надо понимать в том смысле, что вот эта молитва при участии товарища Сталина и принесла нам победу. И остается лишь горько сожалеть, что шибко припоздали с такой молитвой. Хорошо бы вознести ее, скажем. 21 июня 1941 года. Тогда, надо полагать, враг вообще не ступил бы в пределы нашего отечества. Только, как видно, тогда, в декабре, молились не слишком усердно и истово, ибо вскоре немцы все-таки дорвались до Волги и до Эльбруса, истребляя на своем пути великое множество советских людей, разрушая города и села.
Далее автор разъясняет нам, что в те дни вокруг Сталина сплотились не одни только клирики. И вот как это произошло: «Сталин обратился к народу, как исстари водилось на Руси: «Братья и сестры!» И ему поверили, за ним пошли». Да неужто благодаря одному только такому обращению и поверили, только потому и пошли? А за кем же до этого после смерти Ленина шли — за Троцким, что ли, а потом за Бухариным или Кагановичем, что ли? Непонятно... Но между прочим, свою великую речь Сталин начал так: «Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» Только он мог найти такие слова. Но первым среди них было слово «товарищи». Кто же явил нам столь странные суждения о нашем довоенном и военном прошлом? Увы, Геннадий Андреевич Зюганов.
Мощным дополнением и дальнейшим развитием идей вышеназванной публикации политика-коммуниста явилась статья Юрия Юрьева в газете «Завтра», озаглавленная «Победа минувшая и грядущая». Тут тоже есть над чем подумать и приужахнуться. Да сам автор призывает: «Задумаемся...»
Прежде всего я невольно задумался, почему такой выдающийся патриот глуховат к родному слову, и язык его статьи оказался вульгарной смесью высоких церковных речений с замусоленными оборотцами газетно-телевизионного трепа в духе Сванидзе или Шараповой: «отразить точку зрения на данный вопрос»... «позиция, спроецированная на настоящее время, показывает»... «ведется активный поиск ответа»... «в качестве ответа используют аргумент»... «план быстрой победоносной войны вступал в свою завершающую стадию»... «из стадии молниеносного удара, не достигшего своей цели, война перешла в стадию позиционного противостояния»... «из окон электричек можно видеть надписи на заборах типа (!): «КПСС воспитала из народа мусор» и т. п. Порой, как увидим дальше, автор употребляет просто не те слова, что требуются по смыслу.
Из последней цитаты я понял, что мы с Ю. Юрьевым ездим по разным дорогам. Я видел надписи совсем другого «типа», например: «Банду Ельцина под суд!» или «Е. Б. Н. — могильщик России» и т. п. Да, конечно, мы ездили и будем ездить по разным дорогам. Причем вдоль своей дороги Юрьев сам малюет на заборах надписи такого «типа» и нравственного уровня: «Советский народ участвовал в безбожных пятилетках». А я сам вместе со всем моим народом участвовал в этих пятилетках, и мне, еще и участнику войны, хорошо известно, где был бы сейчас патриот Юрьев со своими размышлизмами о войне и Победе без наших «безбожных пятилеток». Кстати замечу, что советские пятилетние планы, пятилетки — это прежде всего не что иное, как труд, работа в поте лица своего. А ведь, как известно, «бог труды любит». Так кто же, спрашивается, ближе к богу: народ-труженик (и я вместе с ним) или Юрьев, злобно клеймящий наш тяжкий труд на благо отечества? Задумайся, мыслитель...Но перейдем к главному. Автор пишет, что есть, мол, такая «точка зрения»: «Путем (?) героических усилий в тылу и на фронте победу совершил (!) сам наш Великий народ». И столь же косноязычно продолжает: «В последнее время к этому добавились (?) еще демократические «блуждания» (?) по поводу того, что это (что? — В. Б.) — случайность, или что лучше бы мы проиграли немцам». Несмотря на убожество языка, понять-то все-таки можно: подлые и скудоумные сожаления нынешних смердяковских выродков по поводу нашей Победы над фашизмом и оккупацией Юрьев считает закономерным «добавлением» к пониманию Победы как дела рук всего советского народа, ставит обе «точки зрения» на одну доску и при этом объявляет, что считать народ творцом Победы «свойственно нехристианской части нашего общества».
Что значит «нехристианской» — мусульманской, буддийской и иудаистской?
Ведь именно так надо понимать, исходя из прямого смысла употребленного автором слова. Нет! Из дальнейшего видно, что у него просто не то словцо с языка слетело: хотел сказать «атеистическая часть», а брякнул «нехристианская. Но это же разные вещи! И вот, будучи глухим к родной речи, путаясь в основополагающих церковно-религиозных понятиях, человек пускается в рассуждения о русском народе, о Победе, о боге. Впрочем, дело у него вовсе не в народе...
Оказывается, как повествует сочинитель, важнейшую, да нет, решающую роль в войне сыграл митрополит гор Ливанских (он же патриарх Антиохийский) по имени Илия. Когда началась война, Небеса, обеспокоенные судьбой социализма, почему-то именно его избрали наставником советского руководства. И он из глубины Ливанских гор стал посылать Сталину письма и телеграммы, что и как надо делать. Эти мудрые наставления, говорит, хранятся в архивах. В каких — до сих пор военная тайна. Сталин, надо полагать, отвечал патриарху-митрополиту. Ах, как интересно. Издана переписка Сталина с Рузвельтом и Черчиллем за время войны. Вот бы дополнить ее томиком переписки с Илией!
Цитат из посланий спасителя России автор не приводит ни одной, но охотно рассказывает, о чем именно они были, какие имели последствия. Так, надо полагать, сразу после получения первой телеграммы «Сталин вызвал (другого они вообразить не могут. — В.Б.) митрополита ленинградского Алексия (Симанского), митрополита Сергия (Старгородского) и обещал исполнить все, что передал митрополит Илия, ибо не видел больше никакой возможности спасти положение. В это время враг подходил к Москве». Что ж, это кое в чем совпадает с тем, что мы уже знаем по рассказу предыдущего автора. Только нельзя не заметить, что, во-первых, фамилия митрополита Сергия была не СтАРгородский, а СтРАгородский, что подвижнику православия следовало бы знать. Тем более что ведь вскоре после знаменательной встречи со Сталиным состоялся Архиерейский собор, на котором митрополита Сергия избрали патриархом. Во-вторых, в ту пору, когда немцы рвались к Москве, т. е. в ноябре — декабре 1941 года, Алексий, тоже будущий патриарх, еще не был митрополитом Ленинградским, он стал им в 1943 году. Именно тогда, 3 сентября 1943 года, а не в сорок первом, и состоялась встреча Сталина с иерархами церкви. Словом, опять мы видим у нашего автора неряшливость, путаницу, незнание фактов, и нет этому конца. Перекрестился бы, прежде чем перо в руки брать. Авось помогло бы.
Итак, враг подходил к Москве. За его плечами — огромные пространства России, огромное количество убитых солдат Красной Армии, уничтоженной техники. Перед ним Москва с защищающим ее бесстрашным, но малочисленным войском, с горсткой храбрецов, которая могла встать на пути армады. Что же делать? Илия телеграфирует (видимо, с пометкой «срочно»): надо совершить крестный ход с Тихвинской иконой Божьей Матери «вокруг позиций Москвы». Выражение «вокруг позиций» не совсем понятно, но это простительно человеку, обретающемуся во глубине Ливанских гор. Сталин его понял и дал разрешение на крестный ход. Но тех, кто должен был это сделать, несмотря на отчаянность положения, остановила «невероятная слякоть»: «Стояла редкая для зимы оттепель...» Тогда, сообщается нам, чудотворная икона была обнесена вокруг столицы на самолете «По-2». Вообще-то говоря, этот самолет тогда назывался «У-2», только в 1944 году после смерти Героя Социалистического Труда конструктора Н. Н. Поликарпова он стал «По-2» в честь своего создателя. Но важнее другое: неужели история не сохранила имена если уж не тех, кого испугала слякоть, то хотя бы имя бесстрашного летчика. Ведь в те дни облететь на утлом «У-2» на глазах у немцев «вокруг позиций Москвы» было ох как непросто!
«Сразу после воздушного крестного хода, — сообщает Юрьев, — ударили морозы, да такой невиданной силы, что встала не только бронетехника врага, клинило даже затворы. Главная сила немцев была «заморожена». Состояние живой силы противника в одночасье стало плачевным. Исход битвы за Москву был решен...» Замечательно! Великолепно! Потрясающе!.. Но, черт возьми, где-то уже давно мы читали об этом. И еще тогда мы сильно недоумевали. Во-первых, доподлинно было известно, что да, за плечами у захватчиков остались «огромные пространства» России, но правдой было и то, что эти пространства оказались густо усеяны как трупами оккупантов, так и разбитой их техникой. В ходе наступления только на Москву вермахт потерял более 500 тысяч солдат и офицеров, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 000 автомашин и много другой техники. Так что, хотя действительно был момент, когда силы защитников столицы были невелики, но и у немцев иссякли силы для нового удара, для очередного броска.
Во-вторых, да, мороз был отменный, но почему же ударил он только по немцам, только по их технике? А мы что, заговоренные были?.. «Именно об этом чуде, — ликует Юрьев, — вспоминали впоследствии немецкие историки, говоря, что войну выиграл «генерал Мороз». Да, да, у немецких историков да у крепко битых немецких генералов мы все это и читали, и, как видим, наш патриот не разоблачает бесстыдную ложь о роковой роли мороза, а, наоборот, приукрашивает, подкрепляет, облагораживает ее с помощью иконного довода.
А как устоял Ленинград? Да тем же самым макаром. По указанию из Ливанских гор «Ленинград был обнесен на самолете Казанской иконой Божьей Матери», — и все в порядке. А Сталинград? «Был момент, — просвещают нас теопатриоты, — когда защитники города остались на маленьком пятачке у Волги (заметим сразу, что такого «момента» и такого «пятачка» там не было. — В. Б.), но немцы не смогли столкнуть наших воинов, ибо там была Казанская икона Божьей Матери». Была? Хорошо. Однако опять автор почему-то скрывает от нас славные имена. Кто облетал Ленинград? Кто доставил икону в Сталинград? Кто видел ее у Волги? Хоть бы одно имечко! Ведь если до сих пор здравствуют, например, некоторые участники Парада Победы и даже парада 7 ноября 1941 года — да продлят Небеса их лета! — то наверняка должны сыскаться и участники этих великих акций.
Но вот еще рассказ о чуде при штурме Кенигсберга, и опять его ведет в статье безымянный офицер, «бывший в самом центре событий битвы»: «Наши войска уже совсем выдохлись, а немцы были все еще сильны, потери были огромные, и чаша весов колебалась, мы могли потерпеть там страшное поражение». Все это сей аноним мог сказать только в состоянии старческого маразма или белой горячки. Я участник штурма. Получил за это благодарность Верховного главнокомандующего и две медали — «За взятие Кенигсберга» и «За отвагу». Так вот, никакая чаша там не колебалась — мы с самого начала взяли немцев за горло. И потери были там минимальные, ибо четыре дня перед штурмом окруженную крепость неустанно громила наша артиллерия и авиация не только своя, но и привлеченная с соседних фронтов. А когда 9 апреля на город обрушили всю свою мощь сразу 1,5 тысячи самолетов да последовал еще один массированный удар артиллерии, то немцам ничего не оставалось, как согласиться на безоговорочную капитуляцию. Говорить же о возможности нашего «страшного поражения» весной сорок пятого года может лишь человек, который не только не был на войне, но и не представляет себе, как развивались ее события.
Но все-таки послушаем еще этого загадочного офицера, который был «в самом центре событий битвы»: «Вдруг видим: приехал командующий фронтом, много офицеров и с ними священник с иконой». Должно быть, он даже не знает, какой это фронт и кто там был командующим. Так сообщаю: это 3-й Белорусский фронт, тогда им командовал Маршал Советского Союза А. М. Василевский. А уж как имя этого священника, пусть в порядке обмена любезностями сам скажет. Дальше: «Командующий приказал всем построиться, снять головные уборы. Священники (ведь только что был всего один. Сколько же их стало и откуда взялись? Военная тайна! — В. Б.) отслужили молебен и пошли с иконой к передовой. Мы с недоумением смотрели: куда они идут во весь рост?.. От (!) немцев была такая стрельба — огненная стена! Но они спокойно шли в огонь. И вдруг стрельба с немецкой стороны прекратилась, как оборвалась. Тогда был дан сигнал — и наши войска начали общий штурм Кенигсберга с суши и с моря. Произошло невероятное: немцы гибли тысячами и тысячами сдавались в плен!» И представьте себе, в обширных воспоминаниях Василевского «Дело всей жизни» — почти 550 страниц! — об этом ни слова! Мало того, ведь свидетелями великого чуда были тысячи людей с нашей и с немецкой стороны, и вот только через пятьдесят с лишним лет выискался один-единственный очевидец, да и он боится назвать себя. Чего ж после этого стоит дарованная Ельциным свобода и демократия. Может, хотя бы тому священнику или сколько их там было присвоили звание Героя Советского Союза? Тайна, покрытая мраком неизвестности. И тут надо напомнить, что статья-то озаглавлена «Победа минувшая и грядущая». То есть автор настаивает, чтобы и ныне в нашем отчаянном положении действовали как тот священник в Кенигсберге: с иконой — на пулеметы...
Два обкомовских карьерных недоумка лишили страну всех союзников, развалили промышленность, политикой удушения армии довели до самоубийства сотни офицеров. А НАТО крепнет и расширяется, проводит военные учения уже в Крыму, в Прибалтике, в Казахстане. А США и не думают снижать ассигнования на свою армию. А немцы тянут лапы к Калининграду. И в это время патриотические газеты предоставляют свои страницы для упоительных рассказов людей, плохо знающих историю и России, и русской церкви, о том, как лихо громили мы в Отечественную войну захватчиков с помощью икон. По совести-то им следовало бы начать с более ранних примеров, допустим, с японской войны 1904–1905 годов, когда тоже крепко надеялись на это универсальное оружие. Мой дед, участник той войны, рассказывал, что по распоряжению генерала Куропаткина войскам вагонами слали иконы под Ляоян и Мукден, и потом они едва ли не плавали в крови наших разбитых дивизий. Но никто не вспомнил об иконах, когда подписывали позорный для России Портсмутский мирный договор... Я уверен, что если бы припожаловал Юрьев со своей статьей, допустим, на Пискаревское кладбище, где лежат сотни тысяч защитников Ленинграда, или на Прохоровское поле, на аршин пропитанное кровью, или на Мамаев курган, за который 135 суток, то отходя, то возвращаясь, дрались сталинградцы, где похоронены многие из них, в том числе командарм-62 В. И. Чуйков, командарм-64 М.С. Шумилов и председатель Городского комитета обороны А. С. Чуянов, — если явился бы сочинитель туда со своей статьей, то разверзлись бы могилы, поднялись герои, и кто-то из них, скорее всего маршал Чуйков, залепил бы пришельцу пощечину.»
В. БУШИН
|
|